...Мы продолжаем “прогулку” по Кёнигсбергу-Калининграду “метеорологическому”.
Снег на телегах
Сторонникам концепции, согласно которой погода влияет на особенности того или иного национального характера, в первую очередь, было бы над чем призадуматься в Кёниге.
Какой, спрашивается, может быть характер у человека, с детства привыкшего к тому, что погода способна трижды поменяться в течение получаса? И берущего с собой зонтик на пляж?! У человека, выросшего в городе, где ветер (куда ни пойди) обязательно дует в физиономию, а новогодняя ёлка на площади, как правило, уныло киснет под дождём? А вот когда расцветает черёмуха, самое время напяливать зимние куртки! В городе, где над фразой “врёт как синоптик” никто даже и не смеётся...
У них, живших здесь прежде, было примерно так же. Разница лишь в том, что немцы встречали природные катаклизмы с “протестантской заточенностью” на их преодоление. (Так, в 1907-1908 годах, когда на Кёнигсберг обрушилось рекордное количество снега, 175.696 кубометров его было вывезено за город на тысячах телег. Городской казне это стоило 235.367 марок – но по улицам можно было беспрепятственно ходить и ездить.) А мы принимаем удары стихии... с извечным нашим фатализмом. Типа, чего снег вывозить? Месяца через полтора сам растает...
Гроза в ноябре
Интересно, впрочем, и кое-что другое.
Зима 1941-1942 годов была самой суровой в истории Кёнигсберга (и Калининграда). Зато в ноябре 1944-го горожане услышали... грозу. Об этом пишет Михаэль Вик в книге “Закат Кёнигсберга”:
“Однажды <...> в начале ноября господин Мендельсон с таинственным видом берёт меня за руку и говорит: “У тебя ведь хороший слух. Пойдём-ка наверх...” Поднимаемся наверх, он распахивает окно, выходящее на восток, и возбуждённо шепчет: “Вслушайся как следует! Слышишь?”
Приходится сильно напрячь слух, чтобы услышать, как далеко-далеко что-то безостановочно гремит и рокочет, словно громовые раскаты. Очень тихие, но зловещие. Я ломаю себе голову, что бы это могло быть. Такая гроза да при ясном небе – дело немыслимое. К тому же гром, кажется, вовсе не прекращается.
“Это шум сражения. Пока ещё очень далёкий, но отчётливый <...> Русские идут!”
По всей Германии общественные бомбоубежища обозначались сокращённо: LSR (от “Luftschutz-raum”, т.е. бомбоубежище). В Кёнигсберге это в шутку расшифровывали так: “Lernt schnell Russisch”. Т.е. “учите поскорее русский”. Правильный совет...
Ботинок с овсом
Ещё одну очень суровую зиму русские и немцы переживут в Кёниге вместе. Но теперь разрушительная сила природного катаклизма удваивалась катаклизмами политическими. Область уже совсем по-русски оказалась не готова к тому, что было ей уготовано свыше: погодой и Политбюро ЦК КПСС.
Вспоминают первые переселенцы:
“В августе-сентябре 1946 года началось массовое прибытие завербованных, в основном, в сельские районы. В месяц приезжало по 20-30 тысяч человек, что резко сокращало запасы продовольствия. Стали урезать пайки <...> Морозы грянули сильные. Было голодно. Мать работала на ферме и иногда приносила в армейском ботинке овса. Из него да ещё из мороженой, чёрной картошки делали лепёшки <...> Буханка хлеба стоила сумасшедшие деньги” (Агния Павловна Бусель).
“Траву ели, щавель. Теперь поросята так не едят, как мы тогда <...> Искали вокруг по хуторам комбикорм, пекли из него хлеб. И ведь не боялись же отравиться! Около бойни нашли консервированные кишки, потроха – тоже ели <...> Подняли со дна затопленную ещё во время войны баржу с зерном. Две девушки набрали этого зерна, поели и “после этого одна из них облысела, а другая – умерла” (Надежда Архиповна Пискотская).
Картошка из Литвы
Как выжили? А вот фатализм, наверное, и спас. Тот самый, русский, который – не слепая покорность судьбе, а упование на “авось” и на ту кривую, что обязательно “вывезет”...
“Рабочие нашего завода остались к зиме без картошки, - это говорит Тимофей Сергеевич Даниленко, бывший шофёром. - И вот я и со мной ещё двое <…> собрались в Литву за картошкой. Поехали на семитонном “Фиате” – это была большая машина, чем-то напоминающая вагон <…> Когда поехали обратно, то надо было переправиться через понтонную переправу Каунас-Мариямполе: во всех других местах находились контрольно-пропускные пункты, нас могли задержать, было бы много неприятностей. Так вот, понтонная переправа… была рассчитана на три тонны, а общий вес нашей машины с грузом и нами – пятнадцать тонн. Майор, начальник переправы, не хотел нас пускать, но мы его уговорили (у него семья погибла в блокадном Ленинграде, он знал, что такое голод). Нас пропустили. Наша машина шла по понтонному мосту, как по волнам. Понтоны почти полностью притапливались. Все скобы, скреплявшие деревянное покрытие моста, повылетали. Авантюра, конечно… Но другого выхода у нас не было” (“Восточная Пруссия глазами советских переселенцев”).
Копчёную рыбу ловили метлой
А это снова Михаэль Вик:
“Я устроился плотником на рыбокоптильный завод <...> Рыбу мы видели только через запертую решётку <...> И однажды мне в голову пришла идея <...> Перед решёткой как бы случайно рассыпаются опилки и прочий мусор, чтобы начальство <...> немедленно поручило навести идеальный порядок <...> В черенок метлы я заранее вбил под острым углом гвоздь, и метла превратилась в удочку, которую можно было достаточно далеко просунуть сквозь решётку. Выставив наблюдателей, я выудил из ящиков двух копчёных рыб <...> Этот фокус удалось проделать несколько раз.
Но затем <...> когда я выуживал очередную рыбину, прозвучал сигнал опасности. Пришлось поторопиться, что плохо отразилось на процессе ловли: проклятая рыбина сорвалась и осталась лежать между ящиком и решёткой. <...> Офицер, наш начальник, тотчас её обнаружил. После краткого раздумья направился к стоявшей в углу метле, обнаружил вбитый в черенок гвоздь и обнюхал его. После чего молча исчез.
Мы <...> уже видели себя в сибирских лагерях. В обед всех собрали <...> Появился начальник с переводчиком; приняв серьёзный, непроницаемый вид, он произнёс: “Товарищи! Я ещё никогда не видел, чтобы рыбу ловили метлой, да ещё глубокой зимой и уже копчёную. Но поскольку эти невероятные вещи произошли сегодня на моём предприятии, я вынужден уволить некоторых работников”.
Его остроумную речь следовало понимать так: будем считать случившееся маленьким чудом, а не воровством. Зная о суровости советского военного судопроизводства, он ничего не предпринял для нашего изобличения. <...> Мы готовы были его расцеловать. (“Закат Кёнигсберга”)
Город в тумане
Можно только представить, ЧТО получилось бы из русских и немцев в экс-Кёнигсберге, не будь принудительной депортации коренного населения. Но 25-27 января 1949 года северным сиянием в Калининграде (!) немцы уже не любовались.
1953-й – год смерти Сталина – в Калининграде выдался на редкость солнечным. Солнце светило две тысячи часов! Так что здесь лето холодным не было. В 1956 году зима опять была суровой, температура воздуха опустилась до минус 30 градусов. Но это уже никого особенно не пугало. Жизнь в “запретной зоне” (примерно до середины 50-х в паспортах жителей Калининградской области ставился специальный штамп: прямоугольник с большой цифрой “2” и словами “запретная зона”, а цифра “1” давала право въезда в особо секретные районы – Балтийск, Багратионовск, Мамоново) постепенно налаживалась. Карточки на продукты питания уже отменили, а первого апреля каждого года практически на все товары первой необходимости снижались цены.
В 1958 году трое с половиной суток над городом висел туман.
В 1959-м летом температура воздуха была в среднем +34 градуса.
В 1967-м – во время бури вода в Преголе поднялась на 160 см.
Минус 36 градусов
1974 год – из-за сильного гололёда зимой невозможно было передвигаться по улицам. А так как делать это всё-таки было нужно, ушлые калининградцы привязывали к подошвам тёрки! Или обвязывали сапоги и ботинки крупноячеистыми сетками – главное, не капроновыми, а х/б! Так что Задорнов, говоря о предприимчивости русского народа, просто отталкивается от своих и чужих воспоминаний (сам-то он в это время жил неподалёку, в Риге!).
1975 год. Стояла удивительно тёплая осень. Воздух прогревался до +30 градусов. Девочкам было разрешено ходить в школу не в форме, а в летних юбках-блузках и платьицах. Красные галстуки на пионерках смотрелись весьма эротично, как шёлковые косыночки.
1978 год – 30-31 декабря морозы доходили до минус 36 градусов. Город был в шоке.
1981 год – в январе сильный шторм вызвал наводнение, которое продолжалось 72 часа. Весной дули шквальные ветры. А штормовых предупреждений – не объявляли. Так что дети ходили в школу как обычно. Помню, в один из таких дней мы возвращались из художественной школы. Ветер нас буквально сдувал. Двое ребят заскочили в телефонную будку – переждать особо яростный порыв – а будку... опрокинуло. И придавило дверь. Так что ребят извлекали прохожие, поднимая чёртову будку и отчаянно матерясь.
1983 год – на город обрушились три урагана. Вода в Преголе поднялась почти на два метра.
1988 год – снег выпал 26 октября, через несколько дней растаял. И больше за зиму не выпадал.
Обмелела Преголя
1991 год, январь – случился шторм в девять баллов. Интересно, что он совсем не помнится. Вроде бы, приятелю тогда не повезло: трёхлитровая банка с консервированными помидорами, которую сдуло с балкона пятого этажа “хрущобы” (и на кой чёрт кому-то понадобилось в январе выставлять на балкон помидоры?!), просвистела у него за спиной и разбилась об асфальт, причём осколком ему по диагонали разрезало кожаную куртку.
Впрочем, это мог быть и совсем другой ураган. Разве кого-то в Кёниге удивишь сильным ветром? Одно из самых романтических воспоминаний юности: мы с другом идём по эстакадному мосту... вечер, дождь... у меня в руке – букет мокрых, растрёпанных хризантем, их лепестки летят в лицо вместе с ветром... зонт давно уже “вывернулся” и сломан... а мы – такие счастли-и-ивые... потому что всё ещё впереди. И даже мост до конца не пройден.
1992 год – лето было необычайно жарким. Вокруг Калининграда полыхали леса. А из новостей Центрального телевидения калининградцы узнали, что в области объявлено чрезвычайное положение. В чём это, собственно, выразилось, так и осталось загадкой.
1995 год – всю осень не было дождей. Всё непролившееся калининградцы получили в начале декабря.
1998 год – температура воздуха всю зиму держалась на +9,5 градусов. Летом было жарко. К осени обмелела Преголя, а питьевую воду в некоторые районы города доставляли цистернами.
Ураган
1999 год, 3-4 декабря – ураган колоссальной силы. Скорость ветра достигала 40 м/с. Упали десятки деревьев, с домов срывало крыши. Аккурат в это время мы ехали в Калининград со стороны Зеленоградска. Пейзаж был апокалиптический: на фоне мрачного чёрного неба горели электрические провода... А Куршская коса ещё до-олго после этого урагана выглядела как съёмочная площадка фильма про партизан (ну там... поваленное дерево поперёк дороги... засада... “хенде хох” и всё в том же духе).
2000 год – в июне наблюдались сильные грозы, осень была сухой, зима – тёплой.
2002 год, январь – и снова ураган. Были оборваны линии электропередач, повреждены крыши домов, повалены деревья. Два человека погибли мучительной смертью: дерево упало на легковую машину, буквально превратив её в блин.
2003 год – был отмечен самым холодным декабрём за последние двадцать лет.
Землетрясение и роды с перепугу
21 сентября 2004 года – землетрясение силой до 3-4 баллов. Экстрим этот помнится до сих пор. Город оказался охваченным паникой. Не потому, что 3-4 балла по шкале Рихтера – это как-то особенно много. Просто к землетрясению в Калининграде никто не готов. Ни МЧС, ни городские власти, ни телефонные операторы...
Мобильники вырубились мгновенно – и тысячи людей остались без связи именно в тот момент, когда каждому было жизненно необходимо СВЯЗАТЬСЯ с родными и близкими. Школы, не получив внятных указаний, что делать с детьми, сначала повыводили их на улицу, а потом распустили по домам. Общественный транспорт моментально “встал на прикол”: рисковать машинами перевозчикам не хотелось. Из таксистов перемещались по городу лишь самые отчаянные – и за очень хорошие деньги. Из родильных домов спешно выпихивали женщин, лежавших там на сохранении... а потом они, видимо, с перепугу, вдруг начали рожать ударными темпами...
Ближе к вечеру население кое-как оповестили о том, что случилось действительно землетрясение (а не техногенная катастрофа, как сначала подумали очень многие. И не подземный ядерный взрыв – как до сих пор подозревают). И что ожидаются повторные толчки – до 7 баллов.
Людям было предложено собрать самые необходимые вещи и документы и выйти на улицу... подальше от домов. Самые законопослушные так и сделали. И всю ночь околевали на улице от холода и страха. А если учесть, что параллельно с предупреждением о повторных толчках и призывом покинуть жилища по радио и ТВ объявили ШТОРМОВОЕ предупреждение и велели не маячить на открытом пространстве... то законопослушным было особенно трудно.
Ну а мы, кое-как найдя друг друга в “демобилизованном” городе и добравшись до нашего Транспортного тупика на такси, которым лихо управлял однорукий (!) водитель, обнаружили дома обезумевшего от страха кота (он, довольно нехилых размеров, забился в узенькую щель между столом и стенкой и вылезать не хотел категорически)... и полную сейсмоустойчивость (даже плюшевый енот, стоявший на полке и падающий обычно с невыразимой лёгкостью, находился на своём месте, как ни в чём не бывало), плюнули на МЧС с его раздражающей противоречивостью – и завалились спать. И спали сладко, без сновидений... Только вот кот наш с тех пор, мягко говоря, храбростью не отличается...
Наводнение
Осенью 2004 года в городе бушевал ураган. Он стих к трём часам ночи 19 ноября. Именно в это время я и засобиралась в роддом: младшая дочь решила, что такая погодка – самое то, чтобы ей появиться на свет.
...9-10 августа 2005 года на Калининград обрушился циклон. Впервые с 1912 года дождь лил тридцать часов подряд – и за это время выпала двухмесячная норма осадков. Из-за повышения уровня воды в Преголе 14 крупных предприятий оказались подтопленными.
Больше – пока! – катаклизмов на территории области не отмечалось. Ну, новогоднюю ёлку в январе 2007‑го с площади сдуло. Эка невидаль! Пластмассовая она была, хлипкая. Зато народ качественно повеселился: фотографировались на фоне нижней половины Главного Украшения Города, пока её спешно не демонтировали.
И вообще – после землетрясения нас вряд ли чем-нибудь ещё удивишь. Разве что извержением вулкана (тьфу-тьфу, чур меня!..) Или тем, что прогнозы синоптиков СТАНУТ СБЫВАТЬСЯ, а значит, погода “made in Kёниг” лишится своего “эксклюзивного” очарования, став ПРЕДСКАЗУЕМОЙ... Но это нам грозит едва ли. И слава Богу!..
Д. Якшина
P.S. Следующая наша прогулка – по “кофейным садам” Кёнигсберга. Что это – знают пока только специалисты по истории края. А жаль.