По мотивам кинофильма
“Сонька золотая ручка.
История любви и предательства”
На зоне особого режима “Жемчужная” наступили тревожные времена - то одного мелкого воришку в карцер сажают, то другого... Начальник колонии Цукан (по совместительству заслуженный пахан и вор в законе всего Жемчужного Побережья) сидит в своём рабочем кабинете, давно превращённом в бандитскую “малину”.
Неожиданно за окном раздался пронзительный женский визг. Цукан выглянул на улицу. Двое дюжих полицаев тащили по мостовой бывшую смотрящую Малых Гусяток Гальку Сопленко по кличке “Золотая ручка”. На её запястья были надеты стальные наручники.
- Ещё одну мою верную соратницу в карцер потащили, - взволнованно прошептал Цукан. - Полный беспредел!
Галка упиралась, плевала в полицаев и глумливо пела:
“Не умела воровать -
научили воры,
Не умела убегать -
да вот раз попалась.
Я б не стала говорить,
что со мною сталось!
Я носила макинтош...
да ну по-новому - кепку,
Мой любимый вором был
и любил меня крепко!”
- Врёшь! - крикнул Цукан. - Не любил я тебя вовсе. Просто симпатизировал. А воровать и вправду учил. Только ты плохо этой наукой овладела. Сколько раз тебе было говорено: “Из бюджета тугрики лямзить - это не мелочь по карманам тырить!” Попалась - значит, сама дура!
- Подлый изменщик! - Галька погрозила Цукану кулаком. - Ты же сам меня сдал! Ещё в начале года настучал Прокуратору: “Дескать, проверьте Малые Гусятки - там тугрики уворовывают, которые на школу для малолеток предназначались!”
- Ты на Цукана не наезжай! - высунулся из другого окна бывший помощник начальника колонии Женька Отморозко. - Когда меня Прокуратор прижал, Цукан выручил: от кичи отмазал и на должность новую определил. А тут ещё больше возможностей бабло тырить.
- А за главного конкурсанта ЖеПе Ай-Вай-Зяна не заступился! - продолжала орать Галька. - Ай-Вай-Зян для Цукана воровал, а теперь у параши время коротает!
- Не голоси, дура, - гаркнул из третьего окна любимый урка начальника колонии Миха-героинщик. - Цукан меня в обиду полицаям не дал. Может, и тебя с кичи вытащит. Недаром, когда он на тебя стукаческую кляузу писал, одновременно борзописцам поведал: дескать, Галька - шибко эффективный менеджер. Ты добро не забывай!
- Изменщик коварный! - не унималась “Золотая ручка”, обращаясь к Цукану. - Я ведь тебе полный отчёт о кражах в Малых Гусятках дала! Ты же в курсе всех моих дел был!
- Я не при делах, - испугался Цукан. - У меня вообще алиби есть. Железное. Я в это время в другом месте грабительством казны занимался!
- Ах, я бедная, несчастная, - запричитала Галька. - Граждане начальники, не виноватая я! Вы мне кражу 180 лимонов шьёте, а я лишь 20 лимонов стибрила. Почувствуйте разницу! Какая же я воровка?!
Цукан недовольно поморщился и закрыл окно.
- Как в таких условиях работать?! - пробурчал под нос Цукан. - Самых ценных, проверенных кадров лишаюсь. Да, у меня в команде одни воры, баньдюганы и расхитители. Ну и что?! Разве это причина, чтобы их всех в карцер сажать!
- Достали уже эти законники, - откликнулся из соседнего окна Миха-героинщик. - Можно подумать, что они сами не воруют!
- Все воруют, - тихо согласился Цукан. - Все! Включая главного Прокуратора Самсонку и генерал-полицмейстера Мартына-колхозника. И что теперь? Их тоже сажать?
- Всех не пересажаете! - рявкнул из своего окна Женька Отморозко.
Цукан согласно кивнул, хлебнул бататовой самогонки и успокоился. Затем сел за стол, достал фотографию Гальки Сопленко и тихонько запел:
“Йыхалы полицаы
в Малые Гусятки,
Пидманулы Галю,
зибралы з собою.
Ой, ты, Галю, Галю, Галю молодая,
Пидманулы Галю, зибралы з собою.
Крычить Галя крыком, крычить, размовляе.
Ой, ты, Галю, Галю, Галю молодая,
Крычить Галя крыком, крычить, размовляе!”
Слова этой жалостной песни понеслись над Побережьем, напоминая зэкам о трудной, опасной и в чём-то трагичной судьбе представителей криминальной элиты: сотрудников администрации колонии, депутанов, активистов и лично пахана Цукана.
Хулио Иванов