Лейб-гвардии унтер-офицер
Небольшой посёлок Ручьи мало чем отличается от множества других деревушек Калининградской области. Поля, разбитые дороги, выстроившиеся вдоль них некогда добротные дома, возведённые ещё жителями Восточной Пруссии. Одну из таких построек, рассчитанных в прошлом на одну семью, и делит с многочисленными соседями Александр Карлович Миллер.
Часть первого этажа, включающую кухню и две комнаты, занимает его 47-летний сын с семьёй и сам Александр Карлович. Рядом с его диваном стоит стол, под которым хранится семейный архив - аккуратно сложенные в картонные ящики стопки документов, фотографий, вырезок из газет и книжек.
- Что мне рассказывать? - отмахивается от вопросов старик. - Тут всё написано!
И, покопавшись в одном из ящиков, извлекает бледную фотографию, на которой запечатлены два бравых солдата в парадных мундирах российской императорской армии.
- Это мой отец, - поправляя очки, Александр Карлович указывает на правую фигуру. И с гордостью добавляет, - унтер-офицер! В Петербурге служил - в гвардии...
За веру, царя и отечество...
Когда началась первая мировая война, Карл Христианович Миллер уже давно отслужил срочную службу и вёл обычную для российских немцев Самарской губернии крестьянскую жизнь. (В эти края их предки переселились ещё в 1763 году - по приглашению императрицы Екатерины II.)
В первые же дни войны Карла призвали в действующую армию. Воевал он, судя по всему, честно и за спины подчинённых не прятался. Так что не прошло и месяца, как унтер-офицер Миллер оказался в госпитале с тяжёлым ранением. А тут австрияки перешли в наступление, и наш герой, вместе со всеми нетранспортабельными ранеными, оказался в плену. Ещё восемь месяцев валялся по австрийским госпиталям, а потом, излечившись, оказался в лагере для военнопленных. Хлебнул, естественно, горя, помыкался по лагерям от Австро-Венгрии до Германии, но выжил. Только в 1920 году пришло долгожданное освобождение.
Жена, сын и колхоз
Перетянул унтер Миллер свою шинель солдатским ремешком и отправился в советскую Россию. На родину. Новую жизнь налаживать. Руки целы, ноги на месте, повезло, можно сказать - работай на земле, да горя не знай!
Так и оказался снова в своей деревне Малая Константиновка Самарской губернии. Обзавёлся хозяйством, дом обустроил, женился. А в 1925 году и сын у него родился, которому дали имя Александр.
Тот в отца пошёл. Обстоятельный, работящий. С восьми лет в колхозе на прополке пшеницы, а в двенадцать - уже снопы на телегах с поля возил. Да мало ли ещё чего на селе надо делать. Даже зимой. Вон, снегозадержание на полях чего только стоило. Но работа не в тягость была. И колхоз не последним считался. Отсюда даже экспонаты на ВДНХ в Москву отправляли. Грех жаловаться. А в шестнадцать лет Александр ещё и девятилетку закончил. Аккурат в 1941 году.
Враг у ворот
Как только война грянула, всех деревенских - от мала до велика - отправили под Ульяновск, оборонительные сооружения строить. Хотя фронт ещё далеко был, но уже понимали - “малой кровью, на чужой территории”, как обещал товарищ Сталин, воевать не получится. Несмотря на оборонные работы, весь урожай, что в том году на диво хорош был, убрать удалось. Трудились, в общем, от зари до зари. Оно и понятно: “Всё для фронта, всё для победы!” И враг у ворот.
Тревожное было время. Потому не удивился бывший унтер-офицер Миллер, когда ночью, 1 июля 1941 года, кто-то требовательно постучал в его дверь. Может, подумал старый солдат, снова на фронт мобилизуют. Как-никак опыт войны с германцем у него имелся.
Ошибся. С обыском к нему пришли. Потом выяснилось - председатель колхоза и его приятель на Карла Христиановича донос написали. И хотя сами тоже российскими немцами были, обвинили Миллера в симпатиях врагу и антисоветской пропаганде. А как иначе? В плену был, да ещё и беспартийный. И хозяйство справное имеет. Ясно дело - враг!
Забрали, короче, Карла Христиановича. И тут же семь лет дали.
Написал тот, было, кассационную жалобу: мол, не виноват и всё такое прочее. Компетентные органы её рассмотрели... и ещё три года добавили. На всякий случай. Так и сгинул в ГУЛАГе старший Миллер, и не видел больше Александр своего отца.
НКВД и немцы
А тут новая беда. В село вошли солдаты НКВД и начали массовое выселение российских немцев. Поголовно. Включая председателя колхоза и его приятеля, что донос на старшего Миллера писали. Бросив всё имущество, которое даже продать им не разрешили, погрузились селяне в теплушки и отправились неведомо куда. Зима, мороз под сорок градусов, а вагоны не отапливались.
Первыми начали умирать маленькие дети. За ними последовали старики и те, что здоровьем послабее были. Выживших выгрузили в казахской степи. Ни кола тебе, ни двора. А тут ещё всех мужчин отделили от семей и начали грузить в другие вагоны. Мобилизовали, как тогда говорили, в “трудовую армию”. В лагеря, короче, забрали. На особо тяжёлые работы. Женщины в крик. Им с малыми детьми, стариками и старухами в голой степи без мужчин не выжить было. Даже под колёса поезда, увозившего их близких, кидались. Всё без толку. Только шестнадцатилетнего Александра не забрали. Мал ещё был, по всей видимости. Или просто ростом не вышел.
Броня крепка и танки наши быстры...
Вот так и оказался Александр неподалеку от города Джезказган. Известен он в то время был тем, что в этом районе находились разведанные ещё до войны запасы марганца. А это элемент, который входит в состав практически всех сталей и чугунов. Причём, при его содержании в сплаве свыше одного процента, сталь значительно увеличивает свою твёрдость и стойкость против ударных нагрузок.
Понятное дело, без марганца качественной брони не изготовишь. До войны более 90% марганца добывалось в украинском Никополе и грузинском местечке Чиатуре. В 1942 году Никополь под фашистами оказался, а руду из Грузии только через Каспийское море доставлять можно было. Но вермахт на Кавказе уже стоял. И выходило так, что, если новые месторождения в дело не пустить, не будет у советских танков хорошей брони.
Всё это Александр узнал от случайно встретившегося ему геолога по фамилии Сатпаев. Тому по какой-то причине парень приглянулся, и попал наш Миллер в бригаду маркшрейдеров, работающих над прокладкой подъездных путей к будущему марганцевому руднику. Поначалу Александр таскал оборудование, втыкал вешки и прочие поручения выполнял. А 10 июня парня срочно вызвали в комендатуру. Всех оставшихся российских немцев забирали в “трудовую армию”.
Погрузили Александра на грузовик и привезли именно туда, где он и раньше дорогу прокладывал. Но уже в новом, “мобилизованном” качестве. Работа от этого ни легче, ни тяжелее не стала, да и условия жизни в наспех отрытых землянках не изменились. В том же месяце, как написано на установленной в тех местах памятной стеле, “героическим трудом джезказганцев был построен марганцевый рудник”. На нём продолжил трудиться Александр. В шахте, на открытии которой присутствовал даже представитель верховного командования. Он-то и сказал тогда Миллеру, крепко пожав руку: “Родина не забудет твой подвиг, юноша!”
Хрен у них проскочишь!
Всю войну проработал Александр в шахте. В холод и зной, по колено в воде, по двенадцать часов в сутки, без выходных и праздников давал “на гора” необходимый стране стратегический материал. А как война закончилась - всех горняков наградили медалью “За доблестный труд”. Кроме немцев. Они так на положении полузэков и остались. Даже после десяти лет каторжного труда, когда за стаж было положено вручать значок “Почётный горняк”, немцев опять без внимания оставили. Начальник шахты, однорукий фронтовик, вызвал, правда, Александра и сказал, что написал бумагу с просьбой наградить Миллера этим знаком почётным.
- Могут подумать, - сказал начальник, задумчиво рассматривая фамилию Александра, - что ты еврей. Вдруг проскочишь?
- Хрен у них проскочишь! - ткнул пальцем куда-то вверх Миллер.
И оказался прав. Правда, и начальник его настырным оказался и просьбы писать не прекратил. Так что в 1959 году получил-таки Александр свой значок. А двумя годами раньше сняли с него клеймо и ограничения трудармейца. Но права свободного передвижения по стране не дали. Так и остался Александр Карлович на шахте работать. Заработал болезни и вторую группу инвалидности. В это время и женился. На такой же “трудармейке” - Зинаиде Энгель. Трёх сыновей вырастил. По состоянию здоровья уже не в шахте, а наверху работать стал.
Потом на пенсию вышел. А в 1990 году Родина о репрессированном герое вспомнила, и получил он медаль “За доблестный труд в годы войны”. Как говорится, награда нашла героя. И ехать уже можно было, куда хочешь. Как в анекдоте про концлагерь, когда в конце войны всех собирает эсэсовец и объявляет: “Всем спасибо, все свободны”.
Здоровье, правда, у Александра Карловича всё хуже и хуже становилось. А тут ещё жена умерла, и остался он один. Собрался тогда Миллер и отправился к сыну, который в Калининградской области живёт. Неужто, думал, государство не поможет заслуженному пенсионеру на новом месте обустроиться?
Пусть кричат: “Уродина!”
Так и оказался Александр Карлович в посёлке Ручьи. Пенсию получает - 5.000 рублей. Квартиры, правда, своей так и не дождался, да и здоровье совсем никуда. Слышать плохо стал. Обратился было к врачу - мол, что с этой бедой делать. “Это, смотря по вашему карману”, - ответил доктор.
Значит - ничего, решил Александр Карлович. И принялся письма в разные инстанции писать с просьбой квартиру ему выделить. Может, хоть в этом ему помогут? До самого Путина дошёл. Да всё без толку.
- А вдруг, - рассуждает Александр Карлович, - губернатор Калининградской области подсобит? Как-никак фамилия у него явно немецкого происхождения - Боос.
За спиной отца скептически ухмыляется сын Виктор. Он уже давно только на себя надеется. Фермерством занимается.
- А в Германию перебраться нет желания? - интересуюсь у младшего Миллера. - Или на российское государство надежд больше?
- Государство, - отвечает, - сами знаете, каково для простого человека. А уезжать не собираюсь. Не хочу.
А почему не хочет, и сам точно сказать не может. В общем, вариация на тему известной песни Шевчука: “Пусть кричат “Уродина!”, а она мне нравится, хоть и не красавица!” Такая вот типично российская позиция.
Как там дальше у Шевчука? “Эй, начальник! Ты меня слышишь?”
Нет, не слышит. Важными делами занят. Другим, юным, “родина-ваш-подвиг-не-забудет” говорит. Или на новые трудовые и боевые подвиги кого-то зовёт. Молодых ивановых и миллеров, на которых, как известно, вся Россия и держится.
А. Захаров