Наша сегодняшняя “прогулка” - по Кёнигсбергу “монетному”. По Кёнигсбергу тех древних времен, когда звон монет считался сладчайшей музыкой на свете (теперь-то уже не считается: “виртуальные” деньги даже не шелестят).
Проклятие пруссов
Древние пруссы долго не знали монет. Золото их не привлекало - точней, не имело над ними магической силы. Греки и римляне выменивали янтарь (главное богатство здешних мест) на детали воинского снаряжения.
На рубеже I-II вв. н.э. римский историк Корнелий Тацит писал:
“Они (пруссы) <...> собирают янтарь, который сами называют “глэзум”. Но вопросом о его природе и как он возникает, они, будучи варварами, не задавались и ничего об этом не знают; ведь долгое время он лежал вместе со всем, что выбрасывает море, пока наша страсть к роскоши не создала ему славы. У них самих он никак не используется; собирают они его в естественном виде, доставляют нашим купцам таким же необработанным и, к своему изумлению, получают за него цену!”
Римские легионеры оказались бессильны перед “янтарной лихорадкой”: ради кусков “электрона” - так назывался янтарь в древнегреческих мифах - они срывали с себя всё, от военных поясов до нагрудных знаков отличия...
Впрочем, римляне вели себя достойно: они МЕНЯЛИ своё имущество на “солнечный камень”, а не отбирали его силой.
Проклятием для пруссов янтарь станет много позже - когда за контроль над “янтарным путём” начнут драться между собой германские племена и кочевники-авары. Грозным пришельцам (и тем, и другим) пруссы будут вынуждены платить дань - копчёной рыбой. И, конечно, всё тем же янтарём. Деньги в этом суровом - диком! - мире ещё не котируются. Если какие-то монеты и попадают в руки пруссов - они используются для украшения.
Викинги и тевтоны
К монетам пруссов приучили... викинги. 
Те самые викинги, которые наводили страх на христианские страны Европы, здесь, в Пруссии, чувствовали себя, как дома: сказывались и общность богов, и схожие дружинные отношения. Именно под влиянием скандинавских соседей прусские воины начинают: а) украшать серебром свои копья, доспехи, конскую сбрую; б) зарабатывать это самое серебро, собирая “дань” с купеческих судов в море или отправляясь на службу к князьям Польши, Литвы и Руси.
Серебро в Восточной Пруссии - это вообще отдельная тема. Почему-то пруссы ценили его выше золота - может, сказывался утонченный от природы вкус. А может, серебряные украшения изящнее смотрелись на светловолосых и светлокожих прусских девах, чем золотые?.. Янтарь ведь тоже куда благороднее смотрится в оправе из серебра...
После покорения Пруссии Тевтонским орденом серебро здесь было очень даже в ходу. Как один из ганзейских городов, Кёнигсберг оживленно торгует с Фландрией - в частности, туда вывозится воск (этот “чистый продукт”, не являвшийся результатом “грешного” человеческого труда, считался наиболее угодной жертвой Богу).
Торгует и с Новгородом - орденские бухгалтеры тщательно записывают количество, вес, цену и стоимость серебра, выданного каждому из отъезжающих в Новгород приказчиков. Иногда масса серебра, которую приказчики везли в Новгород, достигала двухсот килограммов и более! Кстати, именно в Новгороде Орден закупал тот самый воск и пушнину, которыми затем торговал во Фландрии...
Наёмники продали город
Интересно, что в конце XIV века Ганза попыталась блокировать торговлю Новгорода и прекратить с ним товарообмен... а Тевтонский орден с этим не согласился. И продолжал обозами отправлять серебро - причём, особенно не тратясь на охрану (торговый путь считался безопасным).
“Серебряная тропа” накрылась в XV веке - после войны Ордена с новгородцами. Эта страница истории мало изучена, и мы упоминаем о ней лишь в контексте “кармических” отношений между Пруссией и Россией - эдакой “вражде-дружбе”, густо замешанной на крови.
Впрочем, вернёмся к нашим монетам.
...В средние века на территории Восточной Пруссии “гуляют” как собственные монеты, так и деньги, имеющие употребление в различных немецких княжествах. Это, прежде всего, гульдены. Известно, что в 1457 году, во время очередного обострения отношений с Польшей (так называемой Тринадцатилетней войны), наёмники Ордена, озлобившись на рыцарей-крестоносцев, которые задержали очередную выплату “боевых”, захватили Мариенбург (нынешний Мальборк) и продали его польскому королю Казимиру за 450.000 гульденов. И хотя деньги это были немалые, король согласился на условия сделки. И торжественно въехал в “купленный” город...
В “чистом” золоте
Используются также талеры и пфенниги. Каждое немецкое княжество имеет в это время свою денежную единицу. Монеты различаются по внешнему виду, по реальной котировке, по количеству содержащихся в них драгоценных металлов и т.д., и т.п. Профессия менялы - человека, который осуществляет приём одного “дензнака” и выдачу его эквивалента в других знаках, имеющих приоритетное хождение на данной территории - одна из самых доходных. Потому что мало кто, кроме менялы, знает реальный “курс” той или иной “валюты”.
Но надо заметить, что при обилии находящихся в употреблении монет НАСТОЯЩИЕ расчёты велись в “чистом” золоте (слитках или монетах - но не по достоинству, а по весу). Считать “в пфеннигах” Восточную Пруссию приучил Фридрих Вильгельм I (тот самый, подаривший Петру I янтарный кабинет).
Второй прусский король отличался редкой бережливостью. Если коронация его отца, состоявшаяся 18 января 1701 года в аудиенц-зале рыцарского замка в Кёнигсберге, обошлась в 6 миллионов талеров (!) - и ради неё пришлось ввести специальный коронационный налог - то коронация Фридриха Вильгельма I “стоила” всего 2.547 талеров 9 пфеннигов (и он точно проверил все предварительные и окончательные расчёты).
Серебро против чумы
Впрочем, Фридрих Вильгельм I, экономивший буквально на всём, серьёзно потратился на заселение земель, опустевших в результате эпидемии чумы. Чтобы привлечь в прусскую провинцию ремесленников, было объявлено, что каждому желающему поселиться в одном из 52 прусских городов, будет выдаваться по 16 грошей на каждую милю пути. 
Всего за десять лет прибыло около 50.000 переселенцев - а король потратил на эту “программу” не менее 5 миллионов талеров. Зато - из соображений экономии - он объединил Альтштадт, Кнайпхоф и Лебенихт, объявив Кёнигсберг королевским прусским столичным городом - резиденцией.
В 1740 году прусский престол занял Фридрих II. Он не любил Кёнигсберг. Когда в ходе Семилетней войны город оказался “оккупированным” русскими войсками, жители вполне лояльно отнеслись к новой власти и охотно присягнули на верность российской императрице Елизавете. Фридрих II был так взбешён, что опозорил себя в глазах других европейских монархов, начав с Россией “монетную войну”.
Дело в том, что в 1759 году к российскому генерал-губернатору Кёнигсберга барону Корфу обратился мастер московского монетного двора Б.Ф. Цайпман с “докладом о пользе чеканки”. Цайпман предложил как можно скорее начать чеканить специально для Восточной Пруссии монеты с повышенным содержанием серебра - чтобы вытеснить имевшие хождение монеты немецких княжеств. (Похожий опыт уже имелся: для прибалтийских провинций в России чеканились так называемые “ливонизы”.)
Жадность подвела
Императрица Елизавета распорядилась запустить “производство”. Известный русский историк Андрей Болотов, находившийся в то время на службе в Кёнигсберге, сделал рисунки: портрет Елизаветы - с лицевой стороны, и прусский одноглавый орел, с круговой надписью(дата выпуска, указание номинала и надпись латинскими буквами “Монета королевства Пруссия”) - на обороте.
Штемпели по данным рисункам изготовил резчик Королевского двора Вольф.
Так в 1759 году на Кёнигсбергском монетном дворе были выпущены монеты достоинством 18, 6, 3, 2 гроша, 1 грош, 1 солид (вариант “сольд” - самая мелкая монетка). Портрет Елизаветы красовался на всех 18-ти, 6-ти и 3-х грошовых “кругляшках”, настолько серебряных, что жители города прямо накинулись на новые монеты...
И вот тут Фридрих II “оскоромился”: по его личному распоряжению были изготовлены сотни ФАЛЬШИВЫХ русско-прусских монет. Король хотел таким образом скомпрометировать оккупационные власти и подорвать экономику “утраченной провинции”. С которой он, кстати, был готов расстаться: “Если русские захотят оставить за собой Пруссию навсегда, то пусть они вознаградят меня с другой стороны”.
Но Фридриха II подвела его безграмотность. И жадность. 18-грошовые “кругляши” делались из такого низкопробного серебра, что это было видно даже невооружённым глазом. Кроме того, гравер ошибся (и никто из “заинтересованных персон” этой ошибки не заметил) и вырезал вместо “Russ” - “Russiae”. По этой ошибке поддельные монеты было очень легко распознать. Их тут “выдернули” из оборота, проверили и, убедившись в крайне низком содержании серебра, запретили к употреблению.
Счёт пошёл на миллионы
В 1761 году - уже при губернаторе В.И. Суворове - в Кёнигсберге и на Красном дворе в Москве были отчеканены монеты достоинством в 1/3 и 1/6 талера...
Когда Кёнигсберг вернулся “в лоно” Пруссии, Фридрих II попытался “реабилитироваться” в глазах “европейского сообщества”, усиленно скупая и в Кёнигсберге, и в России свои фальшивки и переплавляя их. Последние экземпляры он выкупал уже при Екатерине Второй...
Сейчас эти монеты представляют собой большую редкость. Уцелели лишь те из них, которые были “приспособлены” под украшения, брелки и т.д.
Надо сказать, в Германии ювелиры охотно использовали эти “фальшивки” в ювелирном деле (известны, в частности, призовые кубки, украшенные монетами, и т.д.).
...В ХIХ веке счёт снова пошёл на миллионы - только в 1807 году ущерб, нанесённый Восточной Пруссии французской оккупацией, составил 40.000.000 талеров.
Впрочем, мы ведём речь о монетах. А очень скоро победное шествие по миру начнут бумажные деньги. Самого разного достоинства. А “лебединая песня” монет в Восточной Пруссии - пожалуй, сороковые годы ХХ века... вплоть до апреля 1945-го.
“Карта мира” стремительно менялась, бывшие победители жадно подыскивали пути отступления - и единственным, что оставалось незыблемым в преддверии краха, было ЗОЛОТО. Золотые монеты прятались “на чёрный день” (и до сих пор тревожат покой кладоискателей!). Сокровища зашивали в подкладку верхнего платья или распихивали по укромным местечкам на теле. Но... бывают ситуации, изменить которые бессильно всё золото мира. Впрочем, это уже совсем другая история.
А наши прогулки - продолжаются.
Д. Якшина