«Сталин — ГУТ, Гитлер КАПУТ!» Немецкий крест полковника Советской Армии Игоря Одинцова

Пользуйся очками и респиратором!
С директором областного государственного учреждения культуры "Кафедральный собор" Игорем Одинцовым встретиться оказалось непросто. Только после пятой попытки мне удалось дозвониться до него и договориться об интервью. И вот в назначенное время (дело было летом этого года) я поднимаюсь на второй этаж офиса на Советском проспекте, 21.
Секретарша провела меня в один из свободных кабинетов и предложила подождать - директор Одинцов пока не вернулся с совещания в управлении культуры.
В рамке на стене - большая картина Кафедрального собора. Акварель. За собором проглядывают современные постройки. На переднем плане - конные экипажи, дамы в нарядах начала ХХ века. Прямо-таки... воспоминание о будущем.
Справа на стене плакат: "При работе на высоте - пользуйся предохранительным поясом!"
Чуть ниже - еще один: "Отбивая штукатурку, пользуйся защитными очками и респиратором".
...Одинцов задерживался. Я продолжаю изучать кабинет. Вдоль дальней стены расставлены черные массивные стеллажи. На них папки с документами. На каждой полке различные надписи: "Витражи-окна", "Заалтарная часть", "Инженерные сети", "Галерея Канта".
Да, серьезно. Сразу видно, здесь не рассуждают, не переливают из пустого в порожнее. Здесь берут и восстанавливают. Делают конкретное дело.
...Одинцов не приехал и спустя час. В тот день встретиться нам так и не удалось.
Крест везли в "Транзите"
На другой день Одинцов ожидал меня на острове Кнайпхоф, прямо возле Кафедрального собора.
- Своего автомобиля у меня никогда не было и нет. Прав тоже. Зато есть служебный микроавтобус "Форд-Транзит". Вот уже восемь лет - это официальная машина Кафедрального собора. Совсем как у именитых персон... У королевы Великобритании официальная машина - "Роллс-Ройс". У американского президента - "Линкольн". А вот у нас - "Транзит". Сам-то я в автомобилях не большой специалист. Мне помог его выбрать один мой знакомый. Это было 8 лет назад. С тех пор "Форд" служит нам верой и правдой. Мы ведь организация небогатая. Машины менять каждый год не можем.
Эх, сколько грузов мы на нем перевозили за все это время. И краску, и цемент. А однажды везли даже Центральный крест. Большой он такой, черный. Вещица килограммов на 300. Его изготовляли на ЖБИ-2. Теперь крест стоит на шпиле, его видят все калининградцы. Так что наш "Транзит" совершил и некую историческую миссию... Но несмотря на то, что мы чаще всего перевозим всевозможные грузы - в салоне всегда чистенько и аккуратно. И все делегации, в том числе и иностранные, мы всегда встречаем на нем. Перед зарубежными гостями нам не стыдно.
На лимузине Геринга
- В 70-х годах я служил в Тбилиси. Тогда я был уже майором - заместителем командира батальона механизации. А у моего командира Александра Ралдугина была просто необыкновенная машина - старый немецкий трофейный "Хорьх". Его вывезли из поверженного Берлина в мае 1945 года. Нашли под обломками гаража рейхсканцелярии. Поговаривали, что это служебная машина Геринга.
Да, выглядела она необыкновенно. Длинная-длинная, метров шесть. Закрытая. Лимузин. Внутри - отделка полированным деревом. Подлокотники всякие, ручки хромированные. Красная обивка салона. Три места сзади. Еще два задом наперед. Потом стеклянная перегородка. И сиденье водителя. Всего 7 мест. Вначале на машине катался командующий округом. Потом она перешла к его заму, затем к какому-то чину рангом поменьше. Когда "Хорьх" попал к Ралдугину, он уже не мог передвигаться самостоятельно. И мой командир, большой любитель всякой редкостной техники, сумел поставить его на ход. Правда, оригинальных агрегатов не нашел. Поэтому приспособил к раритету двигатель, коробку и мосты от ГАЗ-51. Интересно получилось...
"Внедорожник - признак дурного вкуса"
- А каких только автомобилей я ни встречал в послевоенном Симферополе! Всяких марок. Конечно, тогда я был еще пацаном... Может, всего и не понимал. Но все равно было очень интересно. Это же как музей под открытым небом. Автомобили со всего света: немецкие, американские, французские, испанские, итальянские... Ясное дело, до войны такого изобилия и в помине не было. Прямо как сейчас в Калининграде.
Своей машины у нас никогда не было. Отец считал, что надо ходить пешком. Он абсолютно прав - я и сейчас полностью разделяю его точку зрения. Наверное, поэтому собственным автомобилем я так и не обзавелся. Ну а если помечтать... Если появилась бы такая необходимость, то предпочтение отдал "Фольксваген-Гольфу". Я, например, не люблю все эти навороченные машины. Джипы там всякие. Такие машины - признак дурного вкуса. Внедорожники должны ездить вне дорог. А внедорожник в городе - это амбиции.
Вот, смотрю, едет большая такая машина, с темными тонированными стеклами. Так что даже не видно, кто там едет. И вот ОН чувствует себя крутым. Да не ЭТО делает человека. А дела, поступки...
Землетрясение и болото
- Водительские права я получил еще в 1960 году, когда только-только призвался в армию. Но воспользоваться ими я как следует так и не успел. Потому что во время Кафанского землетрясения (оно произошло одновременно с Ташкентским землетрясением) все мои документы погибли. В том числе и водительские права. Восстанавливать я их не стал...
Конечно, с автомобилями я был связан практически всю жизнь. Как-никак 29 лет прослужил в армии, в строительных войсках. А там без автомобилей, как известно, никуда.
Вспоминаю один случай. Тогда я служил в Белоруссии. Дело было под Щучиным. В тот день мы спешили в аэропорт - надо было успеть к самолету. Я был назначен старшим машины. Ехали на ГАЗ-53 - грузовике с деревянной будкой. Гнали вовсю. А дорога узкая, извилистая. Слева и справа - сплошные болота. И тут, как назло, в рулевом полетела тяга. Машина вильнула в сторону, съехала с высокой насыпи в болото и перевернулась два раза.
Мы целы и невредимы. А вот с автомобилем просто беда... Один из нас сбегал в соседнюю деревню за краном. Пока поднимали машину, ставили ее на колеса, откуда ни возьмись - ВАИ (военная автоинспекция). У нас, слава Богу, все целы и невредимы. Но у них своя задача - протокол составить, права забрать, техталон. А это что? ЧП на нашей части - со всеми вытекающими последствиями. Еле-еле мы от ВАИ отбились, взяли машину на буксир, и скорее в запретную зону - туда "ваишники" доступа не имели.
Поставили разбитый грузовик в бокс и за два дня и две ночи полностью его отремонтировали. Наш командир мудрый был человек. Он сказал: "Неважно, что попали в аварию - важно, что вовремя машину восстановили".
Сырая курица с битым кирпичом
- Вот уже скоро 15 лет я занимаюсь восстановлением Кафедрального собора.... Наверное, у каждого человека все в жизни предопределено заранее. Не исключено, что немец, который в первый день войны сбросил на наш дом бомбу, был кенигсбержцем. И я чудом остался жив лишь потому, что так было угодно свыше. Чтобы потом пятьдесят лет спустя восстановить на его родине собор. Это знамение...
...Я отлично запомнил тот день - воскресенье 22 июня 1941 года. Мне было 5 лет. Родители куда-то ушли. Я оставался в квартире один и играл на полу в мячик. У окна на электроплитке варилась курица. Потом рев самолета, свист и страшный взрыв. Ударной волной вышибло ставни в окне и дверь в комнату. Сорванной с петель дверью меня и накрыло. Когда я пришел в себя, то увидел, что наружная стена дома просто отсутствовала - ее развалило взрывом. Весь пол засыпан битым кирпичом и штукатуркой. А возле меня - та самая курица. Она так и не доварилась до конца...
Нам выделили трехкомнатную квартиру в другом доме. Вскоре в Симферополь вошли немцы, и к нам подселили двух офицеров. Они заняли две комнаты, а наша семья переместилась в одну.
Страшный фургон
- К нам во двор въехал огромный фургон. Солдаты установили мачты, натянули антенны. Чуть позже я узнал, что это какая-то новая сверхмощная радиостанция. Меня как магнитом тянуло к ней. Помню, я частенько заглядывал вовнутрь через открытую нараспашку дверь. Там была какая-то аппаратура. А изнутри все было покрыто блестящей фольгой. Однажды сидящий в открытом проеме двери немец-радист заметил меня и поманил пальцем. Я подошел. Он надел мне на голову наушники с микрофоном. Я услышал в эфире немецкую речь и, сам не знаю почему, закричал во весь голос в микрофон: "Сталин - ГУТ, Гитлер КАПУТ!"
Немец от неожиданности даже поперхнулся. Сорвал с меня наушники - и как даст здоровенного пинка. Я, перевернувшись в воздухе пару раз, отлетел метров на шесть. С тех пор этот немец, как только видел меня, делал строгое лицо и грозил пальцем. Мне было страшно.
Но ничего, обошлось, в гестапо ни меня, ни моих родителей после того случая не забрали.
"Серп и молот - смерть и голод"
- Во время оккупации мы ходили в школу. Но занятий почти никаких не было. Так, просто сидели в классах. Помню, над доской висел большой портрет Гитлера. Он был в коричневом костюме с бело-красной повязкой на рукаве. Я вдоволь на него насмотрелся.
В 1944 году пришли наши и портрет куда-то унесли. Уроки в школе возобновились. Теперь на занятия в обязательном порядке надо было приносить тетрадку и... стул. Но чистых тетрадей у нас не было. Поэтому мы нарезали их из газет.
- А как в них писать, если листы из газет? - не понял я.
- Писали между строчек, - объясняет Игорь Александрович. - И так получилось, что я изготовил себе тетрадку из "Голоса Крыма". Но не из последних номеров, а из тех, что издавались еще при немцах. На обложке моей тетрадки красовался призыв: "Серп и молот - смерть и голод".
Ох, помню, как меня отчитывала учительница! А я же тогда маленький совсем был. Ну что я понимал во всех этих делах? Хорошо, хоть знал, что "Гитлер капут!"
Украли тротуары!
- Сейчас у нас идет война. Идет грабеж. То, что еще чудом уцелело после штурма Кенигсберга и не было снесено в годы социализма, сейчас уничтожается, растаскивается и разворовывается. Причем каждый думает лишь о личной сиюминутной выгоде. Никто не думает о том, каким станет наш город завтра. Чем мы сможем порадовать потомков?
Вот пример. Стали реконструировать набережную возле Медового моста. Может, дело и хорошее, но... Буквально на днях неизвестные люди украли старинные гранитные тротуарные плиты. Установлены они здесь были еще несколько веков назад. Это же история! Я даже записал номера машин, на которых вывозили эти плиты. Но кого это интересует?! Ни городские власти, ни администрация области, ни милиция и в ус не дуют.
Злоумышленники - видимо, действуя с позволения властей - тщательно заметали следы. На месте исчезнувшего тротуара вывалили асфальт и кое-как наспех его раскатали. Зрелище убогое.
А ремонт настила центральной части Медового моста! По-другому, как отмывание денег, это не назовешь. Уж и не знаю, сколько миллионов из бюджета на это дело списали, но уложенные месяц назад доски уже рассохлись, потрескались, образовались широченные щели. И к тому же повылезали гвозди. Вот, смотрите!
Я смотрю. Точно. Шляпки гвоздей торчат почти на сантиметр. А другие доски почему-то прикручены маленькими шурупами с прорезями под четырехгранную отвертку. Ничего себе технология!
- Довольно о грустном. Давайте лучше пройдемся по Кафедральному собору. И вы мне покажете любое отреставрированное место, которым вы особенно гордитесь, - предлагаю я.
- Извольте.
Евангелие и тарелка от Лужкова
С Игорем Одинцовым мы заходим в православную часовню.
- За очень короткое время я смог собрать здесь немало реликвий, - начинает свою экскурсию Одинцов. - Например, Евангелие.
Я смотрю как зачарованный на огромную книгу. Переплет из какого-то светлого металла с бронзовым отливом. Реликвия хранится в стеклянном саркофаге.
- Евангелие рукописное, издано в начале ХIХ века при Александре II. Судьба книги весьма необычна. В годы войны немцы вывезли ее в Кенигсберг, здесь она и хранилась в одной частной коллекции. После штурма Кенигсберга попала в руки к бойцам Красной Армии. Потом сменила много хозяев. И лишь недавно я отыскал ее и приобрел специально для Кафедрального собора.
Здесь много и других ценных вещей. Например, вот эту тарелку подарил Лужков. Эту икону - Миронов. А вот эту - Олег Шлык.
Одинцову сообщают, что на подъезде к острову Кнайпхоф - губернатор Егоров со свитой.
- Извините, видно, не судьба нам сегодня полюбоваться прекрасной экспозицией, - и Одинцов направляется к выходу встречать высоких гостей.
"Губернатор! Нас пишут!"
Медовый мост. Зам. губернатора Сергей Лаптев что-то объясняет Владимиру Егорову. Тот внимательно слушает. Затем в диалог с главой янтарного края вступает Игорь Одинцов. Ожесточенно жестикулирует и бросает гневные взгляды в сторону развернувшейся стройки на берегу Преголи - напротив Кнайпхофа. Он говорит о том, что негоже осваивать бюджетные деньги, чтобы потом этот объект передавать в частную собственность. Мол, негосударственный это подход. И размахивает кулаком. Видимо, в адрес "расхитителей госсобственности". Но со стороны это выглядит так, что Одинцов грозит губернатору Егорову.
Я нацеливаю объектив и делаю несколько кадров. В этот момент ко мне поворачивается Лаптев, тычет в меня пальцем и кричит Егорову:
- Он же нас пишет!
- Успокойтесь, - отмахивается Егоров. - Пишет, но без звука.
Я улыбаюсь чиновникам и успокаиваю их:
- Конечно, без звука.
Хорошо, что губернатор в свою свиту не берет стрелков-снайперов. Или горилл-секьюрити. А то с ними пришлось бы объясняться.
Кто-то из сопровождающих громко напоминает Егорову: "Нам пора". И вся делегация в спешном порядке покидает Кнайпхоф.
Одинцов в задумчивом состоянии остается один.
- И сколько лет еще потребуется, чтобы восстановить собор так, как вам это видится? - спрашиваю я.
- Лет десять...
- У вас хватит на это сил?
- Хватит, если никто мешать не будет.
Ю. ГРОЗМАНИ