Наша сегодняшняя “прогулка” - по Кёнигсбергу священников.
Монах Кристиан
Надо сказать, вопросы веры на ЭТОЙ земле всегда стояли чрезвычайно остро. И кровь - во славу того или иного бога - проливалась на ЭТУ землю щедро.
Кровью вписано в историю Восточной Пруссии имя первого священника: 23 апреля 997 года местные жители (пруссы-язычники) убили на морском побережье (неподалеку от нынешнего Балтийска) христианского миссионера Адальберта, епископа из Праги.
14 февраля 1009 года та же участь постигла миссионера Бруно из Кверфурта. А вот следующий - оказался мудрее. Цистерцианский монах Кристиан (в миру - немец Готфрид) решил обратить “неразумных язычников” в христианство мирным путём, играя на тонких струнах души знатных пруссов. А именно, расписывая, какой бывает жизнь за пределами языческих земель и какие сокровища открываются тем, кто посвящает себя Богу.
Кристиан отличался (как сказали бы сегодня) харизмой и редкой способностью к языкам. В отличие от Адальберта, пытавшегося объясниться с пруссами по латыни (!), Кристиан говорил с ними на их родном языке. И, видимо, говорил убедительно и проникновенно: представители знатнейшего прусского рода, братья Содрех и Фалет, вняли его речам и приняли святое таинство крещения. За ними потянулись их соплеменники, причём в изрядном количестве. А Кристиан - в своих отчётах Папе Римскому - сие количество столь же изрядно преувеличил.
Огнём и мечом
Вдохновлённый успехом миссионера, Папа Римский в 1215-1216 годах назначил его епископом прусским. Возможно, многомудрому и обаятельному Кристиану и впрямь удалось бы массово обратить язычников в католичество. Но... он и его отказ от “меча и огня” абсолютно не вписывались в планы Тевтонского ордена. Хотя именно Кристиан подсказал польскому князю Конраду Мазовецкому идею пригласить тевтонцев в Пруссию. Он полагал, что рыцари Ордена сыграют роль той военной силы, которая обеспечит по-настоящему массовое - без всяких “приписок” - распространение христианства среди язычников и спокойное течение жизни на освоенных территориях.
Вот только рыцарей “спокойное течение” интересовало меньше всего. Когда начались крестовые походы и “не осталось ни единого угла”, где крестоносцы “не побывали бы с огнём и мечом”, последовала неизбежная реакция. Пруссы уничтожили соплеменников, принявших христианство. Кристиан бежал от гнева язычников в монастырь Олива (на территории современной Польши). Пруссы сожгли монастырь.
Кристиан, сопровождаемый пятью пруссами-христианами, нигде больше не мог укрыться - и вскоре попал в плен. Орден не предпринял никаких попыток найти его и спасти. Напротив, магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца воспользовался ситуацией, чтобы объявить Кристиана “погибшим за веру”, и под этим соусом заключил соглашение с Римом. Отныне вся духовная власть была сосредоточена в руках Ордена.
Пять лет в плену
Кристиана, однако, язычники не убили. Он провёл в плену более пяти лет. Сначала - в качестве заложника. Затем... трудно сказать, в качестве кого. Пруссы уже поняли, что особо ценным “трофеем” считать его не приходится. Но сила воздействия его личности была такова, что жизнь ему всё-таки сохранили. Он изучал быт пруссов, их историю, религию, предания, делал записки (которыми, кстати, впоследствии пользовались составители первых прусских хроник). А в итоге - ему даровали свободу. Просто так. Не заключая никаких сделок.
И Кристиан вернулся туда, где его не ждали. И где ему, восставшему из мёртвых, были, мягко говоря, не рады.
Кристиан активно выступал против политики Тевтонского ордена, но в Риме его уже не слушали. В 1245 году он умер, практически в нищете, на руках у крещёного прусса, сопровождавшего его в качестве ученика и помощника.
О том, что представлял собой Кёнигсберг во времена правления Тевтонского ордена, мы уже много писали. Особенность Восточной Пруссии заключалась в том, что здесь было мало “штатских” католических священников. Служители культа по преимуществу являлись членами Тевтонского ордена, то есть людьми военными. И если “штатские” священники подразделялись на низший клир(викарии - т.е. те, кто работает непосредственно “на земле”, духовно окормляя прихожан своей церкви), средний клир (каноники), высший клир (епископы и настоятели монастырей), то в Восточной Пруссии высший клир был представлен магистром Ордена и его приближёнными. Имена “рядовых” священников в хрониках не фигурируют.
Обет безбрачия
Кёнигсберг начинал свою историю как крепость - и слова “плацдарм” и “форпост” витали над ним вполне осязаемо. Не любовью к ближнему... и не стремлением подставить левую щеку, если тебя ударили по правой, руководствовались здешние священники - они считали себя оплотом веры в этих “диких краях”. А вера эта была основана, прежде всего, на силе оружия и мощи фортификационных сооружений.
Тевтонский орден торговал... свято блюл монополию на добычу янтаря... Воевал... Интересно, что костры инквизиции здесь полыхали отнюдь не так ярко, как в средневековой Европе, - и бедолаг, которых вешали за контрабандно добытый янтарь, было в десятки (если не сотни) раз больше, чем уличённых в “сношении с Дьяволом”.
Что же касается целибата (безбрачия), известно, что знатные рыцари Ордена, вопреки обету хранить телесное воздержание, имели семьи и даже записывали в Орден - под другими фамилиями - своих незаконнорождённых сыновей.
Кстати, именно возможность отказаться от соблюдения целибата на ЗАКОННЫХ основаниях особенно подкупила герцога Альбрехта, последнего магистра Тевтонского ордена. Этот самый орден и угробившего.
Бочка пива на свадьбу
В 1523 году девять девушек-монахинь сбежали из монастыря неподалёку от Виттенберга. Им помогали монахи-мужчины. Беглянок приняли в магистрате Виттенберга, расселили по приличным домам. Одна из девушек, презревших роль “невесты Христовой”, Катарина фон Бора, была определена в дом художника Кранаха. Там она познакомилась с “отцом Реформации” - Мартином Лютером. В 1525 году они обвенчались, получив от магистрата бочку свежего пива в качестве свадебного подарка.
Катарина родила Мартину Лютеру несколько детей. Ганс Лютер (родившийся через семь месяцев после венчания) и Маргарита Лютер (младшая дочь) окажутся тесно связанными с Кёнигсбергом. Каждый по-своему.
Ганс - в 1549 году приехал в Кёнигсберг, чтобы стать лютеранским пастором, выучившись на стипендию герцога Альбрехта. Но вместо учебы он пустился в разгул - настолько дикий, что Альбрехт, свято чтивший Мартина Лютера, вынужден был отказать его сыну в стипендии, сославшись на “подозрительные торговые дела и праздность” последнего.
Маргарита Лютер вышла замуж за знатного восточно-прусского дворянина Георга фон Кунхайма, прожила с ним 16 лет и родила девять детей (из которых шестеро умерли во младенчестве). Несмотря на свой ещё довольно молодой возраст (Маргарита скончалась в 36 лет), она стала фактически матерью для юного пастора Каспара Хенненбергера. Который, благодаря покровительству фон Кунхаймов, смог выучиться на картографа. Начерченная им карта Восточной Пруссии являлась основой для составления последующих карт на протяжении трёхсот лет!
Божья благодать
Вообще же лютеранским священникам приходилось непросто. Церковь жила за счёт пожертвований. А прижимистые бюргеры жертвовать особо не торопились. Положение в обществе у пастора также было двояким.
С одной стороны, это безусловный духовный авторитет. Каждая воскресная проповедь писалась специально и была посвящена злободневным вопросам общинной жизни. Пастор мог подвергнуть любую, самую важную персону публичному осуждению - и персоне оставалось лишь утереться и смиренно просить об отпущении грехов.
С другой стороны, в лютеранском государстве стыдно быть бедным. Состоятельность - синоним жизненного успеха, а значит, Божьей благодати. Поэтому в священники шёл тот, кто родился в обеспеченной семье (а такое случалось нечасто). И нищий пастор был... ну чем-то вроде учителя в современной России. В смысле, “Если ты такой умный, то почему такой бедный?”
Как правило, пастор обитал в небольшом домике при церкви: три, максимум четыре комнатки. При домике - небольшой надел земли, маленький садик. Домашнее хозяйство вела супруга пастора. Она же принимала живое участие в делах общины - в свободное от беременности и родов время. А его, этого времени, было немного: детей в пасторских семьях рождалось столько, сколько посылал Господь.
Пережила четырёх мужей
Как правило, детей в пасторских семьях воспитывали строго. За малейшие провинности - секли розгами, ставили в угол коленями на горох. Но - учили. Из последних сил. Предполагалось, что сыновья священников получат теологическое образование. Дочерей готовили в жёны пасторам.
Кстати, пенсии для отошедших от дел священников предусмотрены не были. Пастор мог покинуть свой “пост” только ногами вперёд. А его преемник был обязан позаботиться о вдове и детях. То бишь жениться на вдове.
Так было с героиней популярной песни Симона Даха “Анхен из Тарау”. Анна Неандер, дочь (и племянница) священника, вышла замуж за молодого пастора Ганса Портациуса. Жила с ним сначала в Темпене (ныне пос. Новостроево Озёрского района), потом в Лаукишкене (пос. Саранское Полесского района).
Когда Ганс Портациус умер, вышла за его преемника Груббера. А когда умер и Груббер, “досталась в наследство” пастору Больштайну. Каждый последующий муж был лет на десять-пятнадцать моложе предыдущего, но Анхен пережила и Больштайна. И умерла в глубокой старости в Инстербурге (Черняховске), в доме сына (которого тоже пережила).
Умерла в родах
Известен и такой курьёзный случай, как женитьба 20-летнего пастора, только что получившего приход после окончания богословского факультета Альбертины, на 65‑летней вдове его предшественника.
“Отец” оказался на четверть века моложе своего старшего пасынка!
Но ещё курьёзней оказалась ситуация с падчерицей... которая должна была родить вне брака. Выдать её замуж за виновника греха не представлялось возможным - он очень некстати простудился и помер. И тогда новоявленный пастор и его супруга объявили прихожанам, что... ждут младенца. Дескать, Господь даровал им особый знак своего благоволения.
Прихожане разинули рты, глядя на преклонных лет пасторшу. Но... чего не бывает на свете! Через семь месяцев “чудесный” младенец родился. Только вот дочь пасторши, отвезённая за тридевять земель к “надёжной” повитухе, умерла в родах.
Её мать, уехавшая туда же (ведь это она должна была “родить”), тоже умерла - очевидно, от сердечного приступа... А овдовевший 20‑летний “отец семейства” потянул на себе и злополучного младенца, и пять не пристроенных дочерей своей “жены”. Правда, на одной из “дочек” он впоследствии и женился.
Теоретически такой брак был под запретом, ибо мог расцениваться, как инцест. Но церковники сочли, что он лучше, чем “откровенно неприличное” проживание пяти незамужних девиц в доме молодого вдовца духовного звания. Тем более, что обеспечить им кусок хлеба каким-то иным способом удалось бы едва ли.
Кстати, из этого “чудесного младенца” вырос впоследствии писатель-мистик Мартин Хульт, создатель популярных в Германии 30-х годов XIX века “вампирских” романов.
Обвинили в ереси
Вообще же многие священники в Восточной Пруссии были настоящими просветителями. Не взирая на скудность быта и прочие материальные тяготы. Достаточно вспомнить того же Донелайтиса - пастора лютеранской церкви в деревне Толькминкен (ныне Чистые Пруды Нестеровского района).
О Донелайтисе говорили: “Если бы он писал свои произведения на одном из языков мирового значения, то он был бы признан одним из первых среди величайших писателей”. Но он писал по-литовски. Он сочинял стихи и музыку, изготавливал барометры, музыкальные инструменты, оптические приборы. Он жил трудно и честно. А главное - всей своей жизнью опровергал расхожее мнение: “Литовец, получивший высшее образование, делается вполне немцем”.
...Интересно, что среди кёнигсбергских священников, как лютеранских, так и католических, было немало свободомыслящих личностей, вступавших в оппозицию с властями. Таким был, к примеру, Георг Дистель, основавший общество “Пробуждение”. Он, будучи убеждённым романтиком, настаивал на праве человека общаться с потусторонним миром.
Его обвинили в ереси. Против Дистеля инициировали судебный процесс, итогом коего явилось отрешение Дистеля от должности учителя в духовном учебном заведении.
В 1846 году священник Юлиус Рупп основал Свободную евангелическую общину. Он объединил людей, считавших, что церковь должна вернуться к библейской простоте нравов. Рупп был отлучён от должности проповедника гарнизонной церкви: простота нравов пришлась не по вкусу его “коллегам”.
Заговорщик в сутане
К концу XIX века в Кёнигсберге насчитывалось 150 тысяч лютеран (свыше 90% жителей города), 7 тысяч католиков, 4 тысячи иудаистов, тысяча представителей иных конфессий (включая православие и ислам). Все они уживались довольно мирно. А Кёнигсбергский университет стал одним из первых в Европе, где в середине XIX века было принято решение уравнять в правах всех претендентов на академические должности, вне зависимости от сословной принадлежности и вероисповедания. И церковь этому не препятствовала.
И не случайно, наверно, среди священников, которые открыто НЕ ПРИНЯЛИ идеологию фашизма и вступили в активную борьбу с нацистами, как минимум, пятеро имели кёнигсбергские корни. Так Ганс Иоахим Иванд (католик) вплоть до 1937 года читал своей пастве антинацистские проповеди. А Дитрих Бон Хёффер, лютеранский пастор, принял участие в заговоре против Гитлера. Он был арестован и казнён в концлагере Флоссенбург, в Баварии, 9 апреля 1945 года - в день взятия Кёнигсберга советскими войсками. Перед смертью Бон Хёффер сказал: “Это конец. Но для меня - начало жизни”.
Странно, что эта фраза - и о его родном городе. О крае, которому предстояло сорок пять лет считаться “самой атеистической областью СССР”. Крае, где не было НИ ОДНОГО действующего храма - и где сейчас этих храмов великое множество, и даже Патриарх Всея Руси - отсюда... Но это уже совсем другая история.
А наши “прогулки” - продолжаются.
Д. Якшина