Новые колёса

ПОДПОЛЬЩИК КЁНИГСБЕРГА.
Ударник соцтруда Хайнц Гудау всю жизнь скрывал, что он немец

Немецкий подросток Хайнц Гудау родился в Кёнигсберге. Чуть не погиб под советскими бомбами во время штурма города... едва не стал жертвой военных мародеров.

Хайнц Гудау, Калининград, 2006 год

До войны летал на планере над аэродромом Девау. Вживую видел Геринга, Геббельса и Гитлера. В 1944-м он разглядывал знаменитую янтарную комнату, выставленную в Королевском замке... Сидел в советском танке Т‑34. Встречался с гауляйтером Восточной Пруссии Эрихом Кохом. В 1945-м был вынужден покинуть Кёнигсберг.

Чтобы не угодить в ГУЛАГ, под чужим именем прятался в Литве. Переехал на Украину. Около 50 лет скрывал свое немецкое происхождение. И даже поступил в военное училище - мог быть авиатором, советским офицером. Спустя много лет вернулся в свой родной город - уже Калининград, и стал ударником социалистического труда. В речном пароходстве до самой пенсии работал капитаном буксира.

“Меня зовут Хайнц Гудау”

...Это было в 2005 году. Вот и этот дом на ул. Толбухина - убогая панельная многоэтажка напротив рынка Балтрайона. Я поднимаюсь по темной, давно немытой лестнице. Нажимаю кнопку звонка. За дверью квартиры - полная тишина... Наконец улавливаю какое-то движение. Щелкают замки, дверь приоткрывается. Передо мной - седой, крепкого телосложения мужчина, очень высокого роста. Он приглашает меня войти. Мы проходим в комнату. Диван. Напротив - телевизор с большим экраном, спутниковая антенна, музыкальный центр, видео-плейер. На столике аккуратно разложены несколько пультов дистанционного управления. Телевизор настроен на немецкий канал - идут утренние новости. Хозяин квартиры убавляет звук, и произносит на русском языке, но с сильным акцентом:

- Меня зовут Хайнц Гудау. Я - немец. Мне 76 лет. Я родился в Кёнигсберге...

Проблемный Закхайм

- С победного 1945-го вся ваша прежняя жизнь - в прошлом?

- Майн гот! Боже мой! Почти 50 лет я выдавал себя за литовца Йонаса Эмилиуса Гудоваса.

- Йонас Гудовас? Немного похоже на Хайнц Гудау...

- Немного. Моего отца звали Эмиль... Эмиль Гудау был хозяином небольшого ресторанчика “Грусоттенхаген” - в предместье Кёнигсберга. Сейчас это Комсомольск, прежнее название Lowenhagen. Это за поселком Борисово... Потом отца призвали в Вермахт, он воевал где-то в Бельгии. Мой дед Герман трудился на судостроительном заводе “Шихау”. Теперь завод “Янтарь”. Как работнику предприятия ему выделили ведомственную квартиру в доме №1 по Закхайммиттельгассе. Это рядом с Московским проспектом, недалеко от нынешнего магазина “1000 мелочей”. Наша двухкомнатная квартира располагалась на втором этаже. Мы прожили там до конца войны.

- Дом сохранился?

- 30 августа 1944 года во время английской бомбардировки он был полностью разрушен. Впрочем, как и почти весь Закхайм. Груды кирпича, завалы...

- Какие воспоминания вы сохранили о том, старом Кёнигсберге?

- Очень красивый был город. Я часто его вспоминаю.

- Закхайм считался престижным районом Кёнигсберга?

- В основном там проживал простой люд. Селились грузчики Альтштадта. Район - не очень благополучный. Как принято сейчас говорить - проблемный. Недаром в Кёнигсберге издавна существовала старинная пословица: “В Альтштадте - власть. В Лебенихте - грязь. На Кнайпхофе - роскошь. А в Закхайме - плут”.

Столкнулся с Эрихом Кохом

- Вы человек верующий?

- До 1945 года я ходил в Закхайменкирху. Это здание каким-то чудом уцелело. Его можно увидеть - рядом с 25-й школой, около Московского проспекта. Сейчас там кинотеатр “Баррикады”...

Я видел Эриха Коха - гауляйтера Восточной Пруссии, - после небольшой паузы произносит мой собеседник.

- Вы с ним разговаривали?

- Какое там! Я же пацаном был. А Кох ходил со свитой. Конечно, я мог запросто к нему подойти. Он шел по улице прямо навстречу мне. Никакой вооруженной охраны рядом с ним не было.

- Как выглядел Кох?

- Обыкновенно. Маленький. Толстенький. С черными усиками. Круглолицый такой. В военной форме. Мы встретились с ним в районе Штайндамма. Сейчас там проходит улица Житомирская.

Пять ударов, десять ударов...

- Как жили немецкие школьники?

- Процветала палочная дисциплина. Если провинился в чем, учитель по голове как шарахнет! Малейшее замечание и все - выставляй руки ладонями вверх.

- Зачем?

- Учитель изо всех сил лупил прутом по ладоням. Знаете, как больно? Пять ударов, десять ударов... За каждое нарушение - свой “тариф”. А однажды моих родителей привлекли к материальной ответственности. За разбитое в школе стекло.

- Мячом?

- Планером. Каждый школьник Третьего рейха должен был состоять в “Юнгфольке”, заниматься спортом, ходить в кружки. Я выбрал для себя секцию авиапланеризма. В 12 лет я уже летал на планерах класса “А”. На аэродроме Девау с помощью специального резинового ускорителя мы поднимались на планере в воздух.

- Вы что же долетели с Девау до Закхайма и таранили родную школу?

- Не совсем. Помимо планерного спорта я занимался еще и планерным моделизмом. И вот однажды возле своего дома на Закхайммиттельгассе я запустил планер, его подняло потоком воздуха вверх, закрутило и он влетел в окно школы, над центральным входом. Мало мне тогда не показалось...

Утопленник с Медного пруда

- А еще я занимался плаванием. Мы ходили на Купфертайх (сейчас Медный пруд). Это возле нынешнего немецко-русского дома на ул. Ялтинской. Сейчас из-за отношения к природе городских властей пруд превратился в вонючий водоем. А до войны какая там была чистейшая вода! Преподаватели и тренеры проводили с нами занятия. В центре стояла большая 5-метровая бетонная вышка. Она и сейчас сохранилась.

Однажды я решил подурачиться и на глазах у всех стал изображать, что совершенно не умею плавать и тону. Учитель бросился меня спасать. Я добросовестно исполнил роль “утопающего”. Потом, когда игра мне надоела, я поднялся на вышку и на глазах у всех эффектно нырнул с 5-метровой высоты. Учитель был в ярости. Ох, и досталось же мне тогда! Педагог мне все ребра палкой пересчитал.

- Судя по всему, вы были не самым послушным учеником в школе?

- Все закономерно. Я был брошен на произвол судьбы. Родители моим воспитанием совсем не занимались. Папа с мамой разошлись. Мать свою я почти не помню. Отца призвали в армию. Одно время меня пытался воспитывать дядя Фриц. Ну, редкая была сволочь. Он постоянно меня лупил. За малейшую провинность. Я ненавидел его лютой ненавистью. И когда он погиб на Восточном фронте, где-то в России, я даже радовался. Мальчишкой был, глупый.

В годы войны я жил с дедом Вилли (другой дед Герман к тому времени уже умер), тетками Гертрудой и Кейте.

Школа для дураков

- Помимо физических наказаний, как еще могли проучить германского школьника? Сослать в концлагерь?

- Ну, это вы уж чересчур хватили. При чём здесь концлагерь? За плохое поведение и учебу могли из школы выгнать. Я учился в “Фольксшулле”. А недалеко, возле самых Фридланских ворот, находилась другая школа - “Шлоремгимназиум”. Школой для дураков мы ее называли. Угодишь туда - удар по самолюбию. Настоящий позор!

- Помните, как выставлялись оценки в школах Третьего рейха?

- Отлично помню. Высшая оценка - 1. Это “зер гут”. Хорошая оценка - 2. Это - просто “гут”. Если получаешь “3”, то тебя считали недотепой и лентяем. А это грозило серьезными неприятностями.

- Была принята трехбалльная система?

- Не совсем. Просто, если получаешь оценки ниже тройки - тебе прямой путь в “школу дураков”.

Поцелуй в Третьем рейхе

- В Кёнигсбергских школах мальчики и девочки учились вместе?

- Раздельно. Наша “Фольксшулле” была перегорожена пополам. Для мальчиков - один вход, для девочек - другой. Даже территория возле школы была поделена - белой линией. Преступишь ее хотя бы на шаг - головы не сносить.

- Получается, что первый поцелуй подростки Третьего рейха могли увидеть только в кинофильме “Девушка моей мечты” с Марикой Рёкк?

- Это у кого как. Я дружил с девочкой. Ее звали Вальтрауд Мюллер. Мы проводили время вместе...

- То есть, как вместе?

- Дело в том, что моим родителям принадлежал небольшой садовый участок. Он находился совсем недалеко от Закхаймских ворот. Сейчас, если проехать по Московскому проспекту до улицы Ялтинской (бывшей Липервег), налево будет бензоколонка. Вот за этой бензоколонкой и начинались дачные огороды Моргенрут. У нас там был небольшой, сколоченный из досок домик с крохотной верандой. Поодаль стояла теплица. На эту дачу мы и ходили с подругой, проводили там время. Конечно, когда там не было никого из взрослых.

- Сколько же вам тогда было лет?

- Я был достаточно взрослым, и уже мог строить отношения с Вальтрауд Мюллер. Нам исполнилось по 12 лет. Мы хотели пожениться. Потом, когда началась война, мы потеряли друг друга. И вот, уже в 90-е годы я получаю от нее письмо. Спустя некоторое время она приехала ко мне в гости... Вместе со своим мужем.

- Вам было о чем вспомнить? Ведь вы не виделись почти полвека...

- Все не так вышло, как хотелось. Ее муж постоянно присутствовал при беседе, вел себя некорректно. Да и не понравилась она мне. За 50 лет она так располнела. А такие мне совсем не по нутру. Мне нравятся худенькие, стройные.

Я украл велосипед

- Однажды я своровал велосипед. Это было в 1944 году.

- Вообще-то у нас всегда считалось, что в Третьем рейхе преступности не было вовсе. Не то что за велосипед, даже за украденную конфету могли расстрелять на месте...

- Большая иллюзия. Хотя, конечно, по сравнению с тем, что сейчас творится в Калининграде - это земля и небо. А с велосипедом... я даже не своровал его, а просто “одолжил” покататься. На время.

Вообще-то у нас был дома велосипед. Он принадлежал деду. Но дед страшно жался - не хотел мне его давать. Однажды я все-таки стащил его. Так дядя Фриц меня отстегал. Поэтому мне и пришлось доставать велик самому. Я и своей подруге, Вальтрауд Мюллер, тоже велосипед “устроил”. Таким же образом. А откуда она бы денег на него взяла?

- А как еще развлекались школьники Кёниг­сберга?

- В кино ходили. На Закхайме был кинотеатр под названием “Камера”. Билет стоил 1 марку 20 пфеннигов. Кинотеатр до наших дней не сохранился. А вот один билет у меня остался.

Хайнц Гудау достает из прозрачного “файлика” кусочек плотной бумаги кремового цвета, размером 3х5 см. Сверху надпись - Kamera Tonfilmpiele. И чуть ниже - Loge.

- Что такое “Логе”?

- Партер.

Далее на билете указаны его цена и порядковый номер - 16095.

Красный огонь

- В кино смотрели “Ди Дойче Вохеншау”?

- Не только. Помню фильм “Красный огонь”. Это политическая лента, пропагандистская. Речь там шла о Советском Союзе. Потом был такой фильм “Алькасар” - про события в Испании. Крутили у нас и кинокомедии с Патом и Паташоном - популярные в то время были комики. Один большой и тупой, другой - сообразительный и маленький. Это все равно, что Бурвиль и Луи Де Фюнес. Или Тарапунька и Штепсель.

- При такой бедноте, как же вы доставали деньги на билеты в кино?

- Деньги мне давал дед Герман. А сам он любил пропустить стаканчик в винном погребе “Блюдгерихт”. Это в Королевском замке. Умер дед в 1938 году. Очень я его жалел. Душевный был человек. Похоронили его на кладбище по Кенигаллее. Теперь это - улица Гагарина. Кладбище начиналось перед нынешней бензоколонкой. Сейчас оно полностью уничтожено и разрыто. Лишь кое-где попадаются обломки памятников да человеческие кости.

День рождения фюрера

- Какие праздники отмечались в Кёнигсберге?

- Самый большой праздник - 20 апреля, день рождения фюрера. В этот день мы все стояли в форме “Юнгфольк”. Вначале - подъем флага, гимн. Потом нас возили по воинским частям, показывали оружие. Вечером того же дня в 17.00 начиналось шествие. Мы двигались колонной от Королевских ворот по Кенигштрассе (теперь это улица Фрунзе) до самого замка. Я шел в первом ряду, так как был очень высоким. По краям тротуара стояли толпы людей. Все они, как один, должны были вытягивать руки вверх и кричать “хайль!”

- И что, все так и стояли с поднятыми руками?

- Хороший вопрос. Не все, конечно. Кое-кто от этого дела отлынивал. Но хитрецов наказывали - колотили по рукам дубинками. Специальные люди следили за “чистотой” проведения ритуала.

Мероприятие заканчивалось у стен Королевского замка. Я помню, как там было красиво. Нижний пруд. Какое великолепие! Празднично одетые кёнигсбержцы катались на лодках. А вечером, когда темнело, начинался фейерверк.

Янтарная комната

- В те годы вы что-нибудь слышали о янтарной комнате?

Семья Гудау: Эмиль (отец) - справа, Хайнц (в центре сверху)

- Не только слышал, но и видел ее собственными глазами. Ее привезли из России и установили в одном из залов Королевского замка. Нас всем классом водили туда на экскурсию.

- Понравилось восьмое чудо света?

- Янтарная комната нам была совершенно безразлична. Когда мы пришли в замок, нас заставили надеть поверх башмаков войлочные музейные тапки. Чтобы мы своими подковками на каблуках не повредили красивые полы. Так вот от той экскурсии я запомнил только то, что мы как угорелые катались в тапках по полированному паркету. Как по льду.

Намного было интереснее, когда нас водили на выставки, где показывали всякое оружие. На углу нынешних улиц Пролетарской и Черняховского, там, где сейчас находится промтоварный рынок, городские власти развернули экспозицию - показывали трофейную русскую технику. Шел 1943 год... Кстати, что где-то идет война, и что Германия воюет с Россией, мы до этого и не знали-то толком. Может, в школе нам на занятиях и говорили про Восточный фронт, но мы почему-то никакого значения этому не придавали. Войны-то в Кёнигсберге не ощущалось. И только посетив выставку, мы взглянули на жизнь совсем по-другому. Узнали, что есть такая страна Россия, что ее населяют русские.

Русский запах

- Что больше запомнилось на выставке?

- Запах.

- То есть?

- Ну, да. Помимо оружия, в специальных павильонах создавали образцы интерьеров землянок русских партизан, русских домов. Видимо, чтобы все это было доступнее для понимания, организаторы добавили и “вкусовые” эффекты. Вокруг стояла такая неимоверная вонь... Еще мне запомнился русский танк. Кажется, это был Т-34. Нам разрешали залезать вовнутрь, подвигать рычаги, прицелиться из пулемета. Интересно было.

Выставку посетил и Эрих Кох. Вот при таких обстоятельствах я увидел его второй раз. Кох походил-походил, посмеялся. По-моему, эта идея с запахом ему очень понравилась... Министра пропаганды доктора Геббельса я видел. Он тоже на выставку приходил. И Германа Геринга, рейхсмаршала.

- А Гитлера видеть приходилось?

- Конечно! Еще до войны. Мы стояли в почетном карауле в составе “Юнгфолька” возле Всемирной выставки (Восточно-Прусской) - это строго напротив нынешней мэрии. О чем говорил Гитлер - я толком не помню. Помню, что было интересно. Фюрер все-таки!

Соленые огурцы и Гитлер

- На занятиях в школе мы изучали “Майн кампф”. Кое-какие фразы из этой книги я помню до сих пор. Вот скажите, с чего Гитлер начал, придя к власти?

- Не знаю. Наверное, с того, с чего начинает любой новый губернатор в России после инаугурации - со смены правительства, преследования неугодных людей и расправы с независимой прессой...

Фриц Гудау (дядя Хайнца)

- Ответ неверный. Гитлер - это вам не губернатор. Гитлер объявил, что никто не должен быть голодным, никто не должен мерзнуть.

- Чем любили лакомиться дети Кёнигсберга?

- Мое любимое лакомство? Нет, не конфеты, не эклеры и не шоколад. Это уж точно. Что-то я и не припомню, чтобы нас баловали подобными сладостями. Зато вот соленые огурцы помню отлично. Их закатывала в большие 3-литровые банки моя тетка. Вот это было объедение! Пальчики оближешь.

- Ту, предвоенную жизнь вспоминаете с удовольствием?

- Да сложно сказать. Жили-то мы бедно. Может, у тех, кто обитал в дорогих особняках, жизнь протекала более безмятежно. А у нас что? В нашем доме, например, в огромном количестве водились клопы и тараканы. Раз в полгода к нам приезжала санитарная служба. Нас выгоняли из дома. В каждой комнате устанавливали на полу тазик. В него заливали какую-то вонючую гадость и поджигали. Санитары наглухо закрывали двери и окна, чтобы в квартире все пропиталось едким дымом. После такой санобработки мы чувствовали себя не намного лучше тараканов.

С 1943 года в Кёнигсберге стало сложно с продовольствием. Всего не хватало. Мяса и не помню вовсе. Хорошо, хоть огород нас выручал.

Закхаймская история

- В “Вестсайдской истории” хорошо показано, как молодежные группировки нью-йоркских кварталов боролись за лидерство в своем районе. В Закхайме перед войной что-нибудь подобное происходило?

- А как же! С нас брали дань. Это было на огородах Моргенрут. Я уже рассказывал, что сразу же за бензоколонкой на Московском проспекте начинались огороды (там теперь “Вестер-сити”). Но по такому пути до нашего участка было добираться чрезвычайно неудобно - долго и далеко. Более короткая дорога - если идти по Кёнигаллее (ныне улица Гагарина), а потом свернуть и пройти мимо кладбища. Там и сейчас существует эта дорога. Так вот, на Моргенрут существовала своя группировка, состоящая из подростков лет 12-14, которые требовали за каждый проход через их территорию по 20 пфеннигов.

- Они что же, и со взрослых брали дань? Держали в страхе весь район? А полиция, гестапо?

- Да нет, когда я шел на огород с дедом или тетками, ничего подобного не происходило.

Вообще, у многих складывалось ошибочное мнение, что в Третьем рейхе вся молодежь маршировала под барабаны, а в свободное время читала “Майн кампф” и занималась спортом. Все обстояло проще. И в то время жили шалопаи, хулиганы и нарушители порядка.

Тайны старых подвалов

- Во время английских бомбардировок 30 августа 1944 года весь район Закхайма был превращен в руины. Уцелело лишь несколько зданий. В том числе “Фольксшулле” и школа “для дураков”. От нашего дома ничего не осталось. Когда мы попытались отыскать хоть что-то из личных вещей, среди кучи кирпичей обнаружили лишь обгоревшую железную кровать. Кстати, тот самый велосипед, который не хотел мне давать дед, остался под развалинами. Зачем он от меня его прятал?

Спустя много лет я неоднократно бывал на том самом месте, где у нас стоял дом. Но после войны там все заровняли бульдозерами и устроили детскую площадку. Хотя, я уверен, что подвалы нашего дома остались. Остались и наши вещи. Ведь перед бомбежкой мы имущество не вывозили. Я и хотел бы заглянуть в те подвалы, хоть одним глазком. Но кто мне позволит сейчас раскапывать детскую площадку.

Мой город жгли фосфором

- Как выглядел город после бомбардировки?

- По всем улицам валялись небольшие обугленные чурки. Я был в шоке, когда узнал, что чурки - это тела сгоревших людей. Оказывается, горящий фосфор, который англичане сбрасывали на город в специальных контейнерах, оказывал такое ужасное действие. Кстати, в развалинах я много находил неразорвавшихся, почти целых контейнеров из-под фосфора. Как сейчас помню - они были окрашены в ярко-красный цвет.

- Когда вы выучили русский язык?

- Еще задолго до окончания войны. В 1943 году Эрих Кох распорядился эвакуировать из Кёнигсберга детей и часть мирного населения. Это произошло, когда участились бомбежки и в городе стало небезопасно.

- Кох таким образом проявил заботу о жителях Кёнигсберга?

- Конечно. Мы с семьей выехали в Seckenburg (Зеккенбург). Сейчас это территория Славского района, место называется поселок Заповедное.

Мы поселились в имении Арно. Я посещал там школу, учился. Недалеко от имения находился лагерь с русскими военнопленными. Иногда мы с ними общались. Не знаю, может, у меня была особая тяга к изучению языков, но я довольно быстро освоил некоторые русские выражения...

Потом, когда Красная армия стала наступать, мы из Зеккенбурга снова вернулись в Кёнигсберг.

Шоколад и гестапо

- Еще мне запомнились французские военнопленные. Лагерь французов располагался в Кёнигсберге неподалеку от нас - возле Закхаймских ворот. Тогда мы испытывали большие проблемы с продовольствием. А эти “лягушатники”, только представьте себе, питались шоколадом! Они через Красный крест получали отличные продовольственные наборы, медикаменты. Иногда и нам кое-что перепадало. Мы, подростки, времени даром не теряли и организовали свой небольшой бизнес. Давали напрокат цивильную одежду французам, чтобы те могли сходить в самоволку в город. За услугу они расплачивались с нами шоколадом. Гражданский костюм на вечер - одна плитка.

- А как же гестапо? Вас же могли арестовать, как врагов рейха?

- Да, бросьте вы! Видно, представление о том времени у вас сложилось исключительно по советским фильмам-агиткам про войну. На самом деле все было намного проще.

Русские бомбят город!

- 6 апреля 1945 года начался штурм Кёнигсберга.

- Вас эвакуировали из города?

- Кто бы стал нас тогда эвакуировать! Поскольку наш дом уже был разрушен, мы поселились в приюте для престарелых, здесь же в Закхайме.

Утро 6 апреля для нас началось с невероятного воя в воздухе - летели русские самолеты.

Потом смотрим, сверху что-то падает на нас. Черные точки становились все крупнее и крупнее. Потом до нас дошло - это же бомбы! Бегом в убежище. Затаились в подвалах. И тут как шарахнет! Одна бомба попала в крышу здания, другая - под самую стену. Взрыв был настолько сильным, что меня оглушило. Кровь из ушей пошла. У меня до сих пор проблемы со слухом. А следы от осколков до сих пор видны на стене этого здания.

- Когда вы увидели первого русского солдата?

- Я хорошо это запомнил. 8 апреля 1945 года. В тот момент я посмотрел на часы и поэтому знаю твердо - в половине четвертого ночи. К нам спустился военный с оружием. Осветил всех нас фонариком. Увидел у меня в руках часы и говорит: “Дай сюда!” Я протянул военному часы. Он посмотрел на них и положил себе в карман.

“Давай назад!” - по-русски попросил я. Хорошо помню, что мне ответил тот военный: “Перебьешься”. И ушел.

Меня душила обида, злоба, но я ничего поделать не мог.

Могилу я вырыл сам

- Что произошло после того, как генерал Ляш подписал акт о капитуляции и гарнизон Кёнигсберга пал?

- Русские нас всех собрали вместе и погнали мимо Королевских ворот. И дальше по Кранцераллее (нынешняя улица Александра Невского). На окраине города нас временно разместили в каких-то строениях. Вечером к нам пожаловали поляки - команда из солдат и офицеров Войска Польского. Всех построили, вывели молодежь и... арестовали.

Моя бабка осталась с остальными стариками. А нас отвели в брошенные вермахтовские казармы и заперли в подвалах. Держали под замком довольно долго - несколько дней. Когда меня, наконец, освободили, я вернулся на Кранцераллее, чтобы разыскать своих родственников. Оказалось, моя бабка несколько дней ничего не ела и умерла от голода. Я вырыл во дворе яму, нашел деревянный ящик, положил в нее тело и похоронил. Никто мне не помогал. Тогда всем на всё было наплевать.

Уже много лет спустя я пытался найти могилу моей бабки, но на том самом месте обнаружил лишь новую дорогу.

Прикладом по голове

- Потом я вернулся назад в Закхайм. Там, в одном из домов возле Кенигтор (Королевских ворот), я нашел своих родственников - деда Вилли, тёток Гертруду и Кейте. Потом мы часто ходили пешком за продовольствием в Лабиау - по прямой это чуть больше 46 километров. Однажды, вернувшись из Лабиау, я узнал страшную весть. Ночью на квартиру тети Гертруды напали...

- Кто напал?

- А кто мог безнаказанно нападать на мирное немецкое население весной 1945 года?

- Русские что ли?

- Не буду я отвечать. Это все равно, что объяснять, почему немецкие девушки в Кёнигсберге мазали лица сажей и прятались по подвалам. Но я только одно скажу - им это не очень-то помогало. Они все равно становились добычей победителей.

- А что случилось с тетей Гертрудой?

- С ней-то ничего. А вот дед получил прикладом по голове. И тут же в комнате на полу и умер. Тетя Кейте пропала. Мы решили, что она погибла. Деда похоронили на ближайшем кладбище - на Кёнигаллее (это за бензоколонкой на нынешней улице Гагарина). Могила до наших дней не сохранилась.

Зарытые сокровища

- Очнулся я в больнице. У меня начался брюшной тиф. Эта больница находилась на нынешней улице Фрунзе. Спасибо советским врачам и медсестрам - они меня выходили. Вернули с того света. Им я обязан своей жизнью.

Еще задолго до прихода русских, когда мы жили в Зеккенбурге, дед Вилли, видимо, предчувствуя дальнейший ход событий, решил сохранить самые ценные семейные вещи. И недалеко от усадьбы Арно закопал клад - фарфоровую посуду, серебряные ложки, вилки и ножи. И много еще всякой всячины. Тогда это были самые обычные бытовые вещи, по нынешним временам - антиквариат. Я помогал деду делать тайник. Думал, потом приеду, найду это место и раскопаю.

- Приехали?

- Не получилось.

- Почему?

Гудау лишь горько усмехнулся.

Стрелял волков

- Потом мне пришлось перебраться в Литву. Поселился на одном хуторе, затем перебрался на другой. К тому времени я уже сносно объяснялся по-литовски. У советских властей по поводу моего происхождения особых подозрений не было. Правда, один раз я чуть не засыпался. И все из-за этих проклятых волков. Так получилось, что на хутор, где я жил, повадились волки. Собирались стаями, выли на луну. Жутковато становилось. Я решил положить этому конец. Раздобыл “шмайсер”, патроны.

- Где раздобыли? Война же закончилась.

- Навалом этого добра было. В лесах, в полях. Где угодно. Надо было только поискать.

- А стрелять из “шмайсера” в “Юнг­фольке” учили?

- Да, нет. Обращаться с оружием я научился в Кёнигсберге, в первые послевоенные дни. Там в развалинах чего только не находили. Автоматы, пистолеты, винтовки любых систем... Ну, вот я и стал по ночам отстреливать этих волков, чтобы отвадить их от хутора. До ближайшего поселка - километров пять-шесть, думал, никто не услышит. Однако вскоре к нам пожаловал участковый. Дал понять, что догадывается, кто по ночам стрельбу ведет. Советовал срочно уехать, пока мной не занялось НКВД. Я переехал в колхоз и устроился на работу механиком.

Немецкие ремни

- В колхозе я обслуживал трактора и всякие сельхозмашины. С другими немцами, приехавшими из Восточной Пруссии, не контачил. Не хотел привлекать к себе внимания. Но вскоре мой напарник стал как-то странно на меня коситься. Явно что-то заподозрил. Но ничего доказать не мог. А потом произошла эта история с ремнями...

- Какими ремнями?

- Ремнями от вентилятора на трактор. Однажды в общежитии, где мы жили, устроили проверку. И под моим матрасом бригадир нашел несколько ремней. Помню, как он разошелся. Говорил, что в трудное для страны время я расхищаю социалистическую собственность. Обвинял меня в воровстве и вредительстве. Обещал отдать под суд. И тут, на мое счастье, за меня вступился прибывший на место происшествия милиционер. Он внимательно осмотрел найденные под матрасом ремни и увидел немецкое, еще довоенное клеймо. “Ну какая же это социалистическая собственность? - возразил милиционер. - Пацан же эти ремни с разбитой немецкой техники снял. Про запас”. В ответ я закивал головой. Молодец милиционер! От ГУЛАГа меня спас.

- Эшелоны с немецкими беженцами уходили в Германию вплоть до начала 50-х. Почему вы не уехали?

- Я был уверен, что все это ловкий трюк. Что моих соотечественников везут не в Германию, а в Сибирь. Ну а если бы и в Германию, то кому, спрашивается, я был там нужен. А здесь у меня был хоть какой-то кров над головой, работа, питание. Да к тому же, я по документам значился как литовец. В Германию меня могли и не пустить.

Я учился на офицера!

- Из Литвы я уехал на Украину. Кто бы мог подумать, но в 1952 году я умудрился поступить в Харьков­ское авиационно-техническое училище. И стал учиться на офицера-авиатора.

- Просто удивительно, куда смотрели наши органы - НКВД-КГБ?

- Так получилось, что спустя 3 месяца я ушел из училища. Стал испытывать трудности с русским языком - я же нигде его толком не учил. И всерьез стал опасаться, что меня раскроют. А однажды командир мне заявил: “Ты офицером никогда не станешь. Уж больно девчонок любишь...” Он написал рапорт - и меня отчислили из училища.

- Командир правду сказал?

- Истинную правду. Что верно, то верно, девчонок я любил. Использовал любую возможность, чтобы с ними на свиданье сбегать. В самоволки ходил...

- Может, это и к лучшему? А если бы “рассекретили”, могли бы и на Колыму отправить...

- После училища я служил срочную - в Житомире на складах. После демобилизации переехал в Винницу, там устроился на спасательную станцию, учился на моториста.

“Нихт ферштейн!”

- Вы столько лет прожили в Советском Союзе, говорили только по-русски, тщательно скрывали свое немецкое происхождение. Вы не забыли родной язык?

- Когда я жил на Украине в Виннице, работал на катере. К нам приезжало много немецких туристов - ведь в Виннице была ставка Гитлера “Вольфшанце”. Я прислушивался к разговорам туристов, но вида не подавал, что хоть что-то понимаю. Когда они обращались ко мне по-немецки, я отрицательно мотал головой, бормоча “нихт ферштейн”. Психологически мне было очень сложно ломать эту комедию. Но выдать себя я не мог. Туристы оставляли на катере немецкие газеты, я собирал их и потом ночами читал. Чтобы никто меня не мог застать за этим занятием. Моя ночная вахта на катере проходила всегда в одно и то же время - с 12 до 4 часов утра. Я настраивал коротковолновый приемник и слушал немецкие радиопередачи. Это позволило мне не забывать родной язык.

Капитан буксира

- Переехав в Калининград, я устроился в речное пароходство - водил по Преголе катера и буксиры.

- Вы и по сей день говорите по-русски с заметным акцентом. Неужели в КГБ никогда не интересовались вашим происхождением?

- Всё списывали на то, что я литовец. По всем документам я ведь был Йонасом Эмилиусом Гудовасом. А о том, что родился в Кёнигсберге, я, понятно, даже и не заикался. Когда жил на Украине, женился, вырастил двух дочерей. Одна сейчас живет в Мурманске, другая - в Североморске.

Хайнц Гудау сделал паузу и показал в альбоме свои старые фотографии.

- Трудился, трудился я в родном пароходстве. Был капитаном буксира. Получил звание ударника социалистиче­ского труда, меня награждали грамотами, вымпелами победителя соцсоревнования, поощряли бессчетное количество раз. Без преувеличения могу сказать - я работал на совесть. Старался, как мог. И краску за свои деньги покупал, чтобы судно к проверке подготовить. Дневал и ночевал на работе. Проявлял инициативу, старание. Я с удовольствием вспоминаю советский строй, который дал мне возможность почувствовать себя нужным обществу человеком.

Врачи-потрошители

- 12 лет назад я попал в автомобильную аварию. Мы с женой возвращались с Украины в Калинин­град на нашем “Москвиче-412”. Под Вильнюсом на одном из перекрестков я проскочил под желтый свет, столкнулся с другой машиной. “Москвич” слетел с обрыва и разбился вдребезги. Я поломал ребра и серьезно повредил ногу. Но дело на поправку не шло. Со временем нога совсем почернела, из ран сочилась кровь...

И тут произошло вот что. Два известных калининградских врача решили на мне заработать небольшое состояние. Вместе с одним не очень порядочным немецким коммерсантом казахстанского происхождения они получили от правительства Германии на мое лечение 25.000 евро. Деньги мошенники решили прикарманить, а ногу ампутировать.

От услуг врачей-потрошителей мы, слава Богу, отказались. Жена много месяцев лечила мою ногу с помощью специальных трав и отваров. И все получилось. Хотя спуститься вниз по лестнице без посторонней помощи я не смогу, но перемещаюсь по квартире запросто.

- Хотите посмотреть, как немцы в Калининграде живут, - подмигнул мне Гудау и повел на экскурсию по квартире. Он показал все комнаты, кухню, туалет, ванную. Везде идеальная чистота, порядок и уют. - А хотите, мы с вами рыбу пожарим?

Я тут же представил, как где-нибудь на Закхайме, прямо на улице, жарили рыбу и продавали по 20 пфеннигов за порцию. Соблазнительно. Но я все же отказался и принял предложение просто попить с Гудау кофе. Обычный черный кофе. Но очень вкусный. Такой, как когда-то пили в Кёнигсберге.

Я полюбил этот город

- В Германию вас не тянет?

- В 1991 году перестал скрывать, что я немец. И что я родился в Кёнигсберге. Я связался со своими родственниками и даже один раз съездил в Германию. И сумел разузнать о судьбе своего отца. Оказывается, после войны он попал в ГДР, жил и умер в Ростоке в 1968 году. Так мне ответили в архиве. Но место его захоронения неизвестно.

- Наверное, вы без труда могли остаться в Германии навсегда?

- А зачем мне эта Германия? Что она мне может сейчас дать? Сейчас я живу в своем родном городе. Хотя он стал совсем другим... Здесь родились и похоронены мои предки. Я привык к этой земле, полюбил ее и менять ни на что не хочу.

- И тем, что сейчас здесь происходит, вы удовлетворены?

- Мне горько говорить об этом. На пенсии я уже 15 лет. Но, несмотря на мою ударную в прошлом работу, родное пароходство меня не вспоминает. Я стал ненужным для них человеком. Ни на какие праздники и торжества меня не приглашают. Даже простой открыткой поздравить не могут. А я ведь сколько лет на них отработал. Обидно! Потому что вот в той же Германии к пожилым людям отношение совсем другое.

Почетный гражданин

- Немцы хотят восстанавливать замок Бальга, Королевский замок, - рассуждает Гудау. - Только я вот что скажу: зачем все это? Неужели им деньги девать некуда? Лучше бы помогли нормальную жизнь в Калининграде наладить. Привести в порядок больницы, позаботиться о пенсионерах, инвалидах и неимущих. Уж и не знаю, доживу ли я до того времени, когда каждому человеку у нас будет воздаваться по заслугам.

Хайнц Гудау умолк. Его лицо стало печальным-печальным. На его глазах впервые навернулись слезы.

Ю. ГРОЗМАНИ, фото автора