Ублюдку скоро придёт конец!
22 июня 1941 года концентрационный лагерь “Шталаг 1А”, находившийся в окрестностях восточно-прусского городка Прейсиш-Эйлау (ныне Багратионовск), охватило всеобщее ликование. Весь день заключённые находились в приподнятом настроении - Германия начала войну с Советским Союзом.
- Гитлер сломает о Россию зубы, - радовался Жак Шатре. - Наконец-то этому ублюдку придёт конец!
- Бьюсь о заклад, - поддержал приятеля Жан Шалон, - что на этот раз боши получат хорошую взбучку.
- Думаю, что русские нас освободят ещё до рождества, - мечтал Гийом Пирнид. - Ждать осталось недолго.
Ришар Блестен промолчал - в скорое окончание войны он не верил.
Ришар, Гийом и Жан попали в немецкий плен в июне 1940-го, всего через месяц после вторжения фашистов во Францию. Жаку повезло ещё меньше - он не провоевал и недели. Французскую армию немцы разгромили молниеносно. Хотя перед началом кампании никто из французов не ожидал подобного исхода.
Действительно, немецкой группировке в составе 2,5 миллиона солдат и 2.600 танков противостояли 2,8 миллиона человек и 3.100 танков англо-французских союзников. К тому же границу Франции прикрывала мощная оборонительная линия Мажино - военные специалисты полагали, что преодолеть её просто невозможно.
Конечно, немцы могли попытаться обойти укрепления с севера - через нейтральную Бельгию. Но на этот случай союзники сосредоточили мощную группировку на бельгийской границе. На штабных картах всё выглядело красиво: как только фашисты попытаются разгромить бельгийцев, им на помощь придут дивизии из Франции. После встречного сражения бои неминуемо затянутся и примут позиционной характер - как в 1914 году. После этого Германию ждёт война на истощение, которую немцы не выдержат.
В общем, несколько лет окопных боёв, и Гитлер капитулирует.
Танковые клинья
Французские генералы не учли лишь один существенный момент - немцы не собирались воевать по устаревшим правилам. Они собрали все танки в единый кулак, а их пехотные дивизии не имели ни одной бронированной машины.
Англичане и французы напротив - распределили свои танки между пехотными частями. Бронированные машины должны были действовать в составе пехотных цепей, наступая со скоростью пешехода. Союзники считали, что немецкие дивизии станут придерживаться аналогичной тактики. Так что оперативные планы встречного сражения в Бельгии были рассчитаны на темп наступления пехоты.
Но фашисты преподнесли неприятный сюрприз. Когда их пехотинцы вошли в Бельгию, а им навстречу двинулись англо-французские полки, вдоль бельгийско-французской границы к проливу Ла Манш устремились моторизованные корпуса Вермахта. Они мчались вперёд со скоростью 60 километров в час - в 10 раз быстрее, чем планировал противник. Вопреки всем канонам, германское командование не обращало внимания на свои открытые фланги. В результате они смяли вражеские тылы, лишили противника снабжения, посеяли в его рядах панику и отрезали от Франции.
Союзники бросили свои танки и бежали к морю. В сумятице отступления попал в плен Жак Шатре - его мощный, хорошо бронированный танк остался без горючего на четвёртый день боёв. Жак отступал вместе с пехотой, когда путь к спасению преградила немецкая моторизованная колонна.
Лишь немногим из отступавших посчастливилось добраться до Ла Манша и эвакуироваться в Англию.
Дожить до победы
Окружив и разгромив наиболее боеспособные части врага в Бельгии, немцы повернули на юг и двинулись вглубь Франции. В образовавшуюся брешь французские генералы бросили только что мобилизованных резервистов. Противотанкового оружия эти дивизии почти не имели, а против ударов с воздуха были вообще беспомощны. В эту мясорубку и попали Ришар, Гийом и Жан. Все трое оказались в плену уже 15 мая - на день позже, чем пал Париж.
А 17 мая Франция капитулировала. Пленных французов отправили в лагеря для военнопленных.
Часть из них погрузили на пароходы и доставили сначала в Кёнигсберг, а затем - в Прейсиш-Эйлау. Здесь, в “Шталаге 1А”, уже сидели бывшие солдаты Войска Польского, разгромленного немцами ещё в 1939 году. На территории 10 гектаров держали за колючей проволокой 47.000 поляков, 23.000 бельгийцев и 35.000 французов.
Концентрационный лагерь, однако, походил на небольшой город. Он был разделён на несколько блоков: польский, французский, голландский и бельгийский. Ворота между ними были всегда открыты и пленные могли свободно перемещаться внутри лагеря. На центральной площади находились кухни.
Ежемесячно каждый из пленных получал большую посылку от международного Красного Креста: консервированное масло, мясо, рыбу, муку, печенье, сухое молоко, сахар, сигареты, шерстяные свитера, носки, прочую одежду. В общем, пленные жили сносно. По крайней мере, от голода и холода не умирали. Как оптимистично считал Жак: налицо все шансы дожить до победы. Казалось, до неё уже рукой подать.
Настроение французов изменилось в начале июля, когда в лагерь прибыла первая партия советских военнопленных.
Изменники и предатели
Русских поместили в отдельный, изолированный блок - выход из него был строго запрещён. Что творилось за воротами, французы узнали позднее.
Поток советских пленных был столь велик, что не шёл ни в какое сравнение с числом находящихся в лагерях поляков, французов, бельгийцев и англичан. Возникли проблемы с размещением и питанием огромной массы людей (всего в 1941 году в немецком плену оказалось 5 миллионов 754 тысячи солдат и офицеров Красной Армии).
В принципе этот вопрос давно отрегулировало международное сообщество. Однако СССР не присоединился к Гаагской конвенции и не подписал Женевскую конвенцию 1929 года, где были чётко прописаны правила содержания военнопленных. Несмотря на это, немецкое командование уже с июля 1941 года начало передавать советскому руководству списки военнослужащих, оказавшихся в германском плену. (Естественно, фашисты делали это не из человеколюбия - просто они надеялись на адекватное отношение врага к немецким пленным.) Передача списков продолжалась до сентября 1941 года, но из-за отсутствия желания Сталина действовать в рамках конвенции, эта практика была прекращена.
Затем ситуацию попытался исправить международный Красный Крест. Его руководство обратилось к советским послам в Лондоне и Стокгольме. Но и на этот раз со стороны Сталина не последовало никакой реакции. Советское правительство не захотело перечислять средства Красному Кресту, как это делали другие воюющие страны. Международные организации развели руками, а немцы попросту плюнули на миллионы русских солдат.
- В конце концов, - заявили немецкие власти, - это дело Советов. Если они бросили своих граждан умирать от голода - так тому и быть.
Миллионы советских военнопленных оказались на грани смерти. Мало того - над каждым из них повисло жестокое обвинение в измене. Даже в случае спасения, на Родине “предателей” не ждало ничего хорошего.
Голодные “пикировщики”
Среди советских пленных в “Шталаге 1А” начался голод. Спастись можно было только с помощью “Западной Европы” - так заключённые называли бараки на территории французского, бельгийского и голландского блоков. Поляки, хоть и не голодали, как русские, но жили хуже “европейцев”. Немцы отбирали у польских военнопленных половину посылок Красного Креста.
Изголодавшиеся русские всеми правдами и неправдами стремились попасть на территорию “Западной Европы” - подкормиться. На лагерном сленге такие люди назывались “пикировщиками”. Игнорируя опасность быть застреленными охранниками, они пробирались во французские бараки.
Вот как вспоминает свой первый поход “к союзникам” бывший узник “Шталага 1А” Юрий Апель:
“В длинном широком бараке посередине через каждые пять-шесть метров стояли печки-плиты, на которых французы беспрерывно что-то жарили, пекли и варили. Ближе к стенам стояли блоками двухэтажные деревянные кровати, а стены между окон представляли собой сплошные, чуть не до потолка, полки, на которых одна к одной стояли всевозможных размеров и расцветок банки, баночки, пачки, коробки со жратвой.
Никогда в жизни ни до войны, ни после ни в одном нашем магазине не доводилось мне видеть такого невероятного разнообразия красиво упакованных продуктов питания...”
Французы с нескрываемой жалостью смотрели на “пикировщиков”. Так Жак, Жан, Гийом и Ришар впервые познакомились с русскими.
Хлеб с плесенью
Вскоре приятели-французы сошлись с одним из “пикировщиков” - рыжеволосым худым парнем в больших круглых очках. Он вполне сносно говорил не только по-французски, но и по-немецки. Звали полиглота Виктором.
- Вы, русские, неплохие парни, - хлопал Виктора по плечу Жак. - В наш барак много вашего брата приходит, все голодные, но ни разу никто ничего не украл.
- Мы не только для себя стараемся, - улыбался Виктор. - Мы ещё еду в свой барак носим. А там законы жёсткие - лагерные. Старший сказал, что иностранцы - народ доверчивый. Если кто из “пикировщиков” у вас жратву слямзит - свои же в сортире утопят. А как иначе? Если начнётся воровство, вы же попросту никого к себе не пустите. А наши сдохнут от голода.
Виктор вздохнул и отправился к мусорному ящику, стоящему рядом с плитой. Парень порылся в содержимом и достал кусок заплесневелого хлеба.
- Брось, - остановил его Жак. - Возьми лучше вот это...
Француз всучил русскому красивую цветную консервную банку. Русский посмотрел на подарок и усмехнулся.
С этикетки улыбался полный румяный месье, рядом красовалась надпись: “Масло фирмы Менье. Съешь содержимое и станешь таким же цветущим, как я”.
- Спасибо, - поблагодарил Виктор. - Но хлеб я тоже возьму. Плесень мы соскоблим и скушаем за милую душу.
Унтерменши и сверхчеловеки
Чем хуже у немцев шли дела на фронте, тем больше послаблений появлялось в лагере. Французам разрешили даже выходить за ворота “Шталага 1А”. Но к вечерней проверке нужно было обязательно явиться обратно. Только русских это не касалось. Они продолжали голодать в своих бараках. Тем не менее, многие из них не теряли бодрости духа. Как-то Гийом и Ришар стали свидетелями занимательной сценки. Стоя по разные стороны колючей проволоки, их знакомый Виктор разговаривал с немецким охранником Гансом - здоровенным полуграмотным увальнем из Данцига.
- Хорошо тебе, Ганс, - дружелюбно улыбался Виктор. - Ведь ты - сверхчеловек. А вот я - унтерменш. И ничего с этим не поделать.
- Это точно, - радостно согласился немец.
- А вот как это может быть, - продолжал Виктор, - что я читаю и говорю не только по-русски, но и по-немецки и по-французски, а ты - толком своей родной грамотой не овладел. Что-то тут не вяжется... Как ты думаешь?
Ганс засопел, побагровел и выпалил: “Марш от проволоки! Проваливай!”
Но бить русского не стал.
Ришар отреагировал на увиденное весьма неожиданно.
- Всё! - сжал кулаки француз. - Не могу больше. Все сражаются с нацизмом, как могут. А мы тут сидим и жрём тушёнку Красного Креста. Всё! Я убегу!
Отговаривать Ришара было бесполезно. Он подговорил ещё трёх отчаянных парней, и вскоре они исчезли - не вернулись с прогулки в город. Через двое суток немцы поймали трёх беглецов и примерно их наказали - отправили в штрафной лагерь. Все знали, что оттуда никто живыми не выйдет - верная смерть.
Но Ришара фашистам схватить не удалось - он словно в воду канул.
“Всех положу, мать вашу!”
Наступила зима 1944 года. На Западе союзники открыли второй фронт, с Востока к границам Восточной Пруссии подступили советские войска. А уже в феврале 1945‑го в Прейсиш-Эйлау вошли части 28‑й армии.
Охрана лагеря разбежалась ещё накануне, и часть узников отправилась навстречу освободителям. Жан, Жак и Гийом шли вместе с русскими - всего в группе было 25 человек.
Часа в два ночи беглецы услышали шум моторов - это была разведгруппа советской танковой части.
- На дорогу ночью не выходите, - приказал капитан с орденом на груди. - Ещё перестреляют вас ненароком в темноте. А утром возвращайтесь в лагерь - там уже наши развернули пересыльный пункт для бывших пленных.
Так и сделали. Шли по свежему снегу, покрытому толстым слоем пуха - советские солдаты вспарывали перины и подушки в близлежащих немецких домах и пускали содержимое по ветру. Неожиданно на дорогу выскочил пьяный вдрызг сержант.
- Часы давай! - орал он, размахивая трофейным пистолетом “Вальтер”. - Всех положу, мать вашу!
Спаслись - просто чудом. А на следующий день всех французов и бельгийцев погрузили в товарные вагоны и отправили на Восток. Через неделю бедолаг выгрузили на небольшой железнодорожной станции неподалёку от города Тамбов.
Истощённые и больные
- В лагерь НКВД №188, - отметил в докладной записке генерал-лейтенант Кривенко, - прибыла группа интернированных иностранцев, освобождённых частями Красной Армии из немецких лагерей в Восточной Пруссии. Установлено, что в числе 279 человек имеется французов 261 человек и бельгийцев 18 человек. Все эти лица служили в разных частях французской и бельгийской армий, принимали участие в борьбе против немецко-фашистских войск. Уход за военнопленными в пути следования был плохой, они мало получали горячей пищи. В результате к месту назначения они прибыли истощёнными, а часть больными.
Пройдя немецкие лагеря, французы оказались в советских. Здесь Жан, Жак и Гийом встретили французов из оккупированного немцами Эльзаса. Они сидели в лагере ещё с 1942 года.
- Боши нас всех забрили в армию, - рассказал новым знакомым эльзасец Марсель. - Ведь мы считались гражданами Германии. Попали на Восточный фронт. А потом глава комитета национального освобождения Франции генерал де Голль обратился к нам с призывом по радио: переходить линию фронта и сдаваться в плен Красной Армии. Чтобы воевать против фашистов! Все, кто так и сделал, сидят теперь здесь. Я слышал, что в эту переделку попали не менее 100 тысяч эльзасцев!
Вновь прибывших распределили по землянкам и заставили работать на лесоповале - на благо победы. Вокруг - колючая проволока и вертухаи с собаками. В условиях суровой русской зимы, без медикаментов и еды французы стали умирать сотнями. Никакого Красного Креста в СССР не было. Всего в лагере, рассчитанном на 10 тысяч узников, находилось 15 тысяч человек.
Внуки Кутузова
Месяцем позже в лагерь №188 привезли ещё одного француза - беглеца из “Шталага 1А” Ришара Блестена.
- В 1943-м мне удалось пробраться из Восточной Пруссии в Польшу, - поведал приятелям Ришар. - Прибился к польским партизанам. Потрепали мы бошей изрядно! Когда подошла Красная Армия, вместе с русскими штурмовали Вильнюс. А после взятия города, всех из моего отряда арестовали и отправили в лагеря. Оказывается, я воевал в составе Армии Крайовой, а они - не коммунисты. Русские не трогали только бойцов пробольшевистской Гвардии Людовой. Так я и влип.
Отношение охраны к французам было хуже, чем в немецком лагере.
- Француз? - спросил как-то Жана солдат с красными петлицами НКВД.
Получив утвердительный ответ, со всей силы ударил пленного палкой.
- Я ничего не понимаю! - горячился Жан. - Что ему французы сделали? Мы же союзники!
- Возможно, - отшутился неунывающий Ришар, - у него дедушка под Бородино погиб...
В общем, вертухаи вели себя так, что даже начальник лагеря почувствовал, что это перебор.
- Прошу о немедленной замене гарнизона конвойных войск НКВД лагеря №188, - направил “наверх” докладную записку майор И. Юсипович, - так как имеют место случаи со стороны боесостава пьянства во время конвоирования контингента, утери оружия в пьяном виде, оставление военнопленных вовсе без охраны, военнопленные доставляют в лагерь пьяный конвой...
Со слезами на глазах
9 мая 1945 года пришло известие о победе. Но французы продолжали сидеть под Тамбовом. У Жана и Гийома сдали нервы, и они ударились в бега. Больше их никто не видел - то ли в болотах утонули, то ли солдаты НКВД убили.
Оставшихся в живых отправили на родину только в августе 1945 года. До Одессы везли в теплушках, затем - на пароходе во Францию. Но до родины добрался одни Жак. Ришара в Одессе вновь арестовали чекисты. Его обвинили в шпионаже и он сгинул в сталинских лагерях.
Сейчас под Багратионовском, на месте “Шталага 1А” стоит памятник узникам фашизма (за четыре года там умерли несколько сот французов). Под Тамбовом, где находился лагерь №188, никаких мемориальных знаков нет. Хотя в тех гиблых местах погибло не менее 10.000 граждан Франции. Подумаешь, какие-то “лягушатники” - у нас своих никогда не считали. Ради Победы мы ведь за ценой не постоим...
А. Захаров