...Наша сегодняшняя прогулка с Николаем Чебуркиным по исчезнувшему Кенигсбергу иллюзорна вдвойне. Потому что гулять мы будем по МОДНОМУ городу - Кенигсбергу французских лавок и еврейских магазинов готового платья, шляпных мастерских и салонов дамского белья.
История моды стара и молода. С того момента, как человек впервые прикрылся одеждой от холода, дождя или стыда, прошло совсем немного времени - и одежда стала не только прикрытием, но и символом.
...Первые жители средневековых городов, слившихся впоследствии в Кенигсберг, одевались по моде поздней готики. Знатные женщины носили облегающие платья S-образного силуэта с длинными, опущенными почти до земли рукавами и несколько выступающим животом.
Самым модным цветом был желтый. Во-первых, он считался мужским. Во-вторых, окраска ткани в желтое была делом весьма накладным, и блюстители нравственности резко выступали против этой “роскоши”, развращающей, по их мнению, женщин.
К традиционной одежде относился также плащ, сшитый из суконной материи и подбитый тканью другого цвета либо мехом. На груди он скреплялся декоративным аграфом (типа броши) или обычной застежкой. Мужчины натягивали плащ на голову - женщины носили покрывала, которые изготавливались из тонких материй и имели символическое значение.
Например, в минуту грусти дама глубоко натягивала на лицо темное покрывало, будучи в трауре - закрывала лоб и волосы белым... На праздник - накидывала пестрое так, что завитые волосы ниспадали на плечи.
Кстати, завивка для женщин и мужчин была делом обычным. Производилась она при помощи горячих щипцов или специальных разогретых палочек. Мужчины-щеголи, кроме тщательно завитых локонов, демонстрировали окружающим башмаки с носами, загнутыми наподобие клюва птиц, “гусиный” живот (перехваченный высоко по линии груди коротенькой жилеткой и плотно обтянутый панталонами), серебряные колокольчики, жабо, ленты, шнуровку на груди и так называемый “срамной капсюль” (деталь на месте нынешней ширинки, оформленная таким образом, чтобы выпятить мужское достоинство и польстить его размерам).
В XV веке повседневные платья шились из материй серого, черного и фиолетового цветов. В бархатных выходных - преобладал красный цвет, на втором месте стоял белый.
Еще через сто лет всю Европу охватывает мода на “разрезные платья”, которые шьются из двух видов материй. Более жесткая - придает костюму основной фасон и силуэт, а через многочисленные разрезы проглядывает шелковая нижняя, контрастного цвета.
Тогда же в Кенигсберге появляется короткий плащ (Schaube), открывающий штаны-плундры, имеющие иногда самые фантастические формы и требующие для изготовления нескольких десятков метров (!) шелка. Плундры именовались еще “штанами с начинкой”, потому что кроились гораздо шире, чем нога, собирались вокруг тела в густые сборки и расчленялись разрезами, под которыми была подкладка.
...Женщины в это время начинают носить толстые и длинные косы и платья, разделенные на юбку и лиф с V-образным вырезом, сквозь который видна белая вставка нижней рубашки. Рубашки эти считались предметом роскоши и передавались из поколения в поколение по наследству.
Так, одна из жительниц города в 1520 году получила в наследство три рубашки и похвалялась этим перед соседками... После богатого купца Неттера, умершего в 1575 году, осталось только семь рубашек, хотя на складе у него было около 300 локтей полотна... Некий плавильщик олова, владевший семью книгами (!) - целым состоянием по тем временам - имел только одну рубашку. А г-н Зигмунд Фрейлих, умерший в 1582 году, оставил своим наследникам четыре дома и... восемь рубашек.
...Обувь тогда все горожане, за исключением самых знатных (или склонных к “неоправданному мотовству”), носили деревянную.
Французская мода, распространившаяся по всей Европе, в Кенигсберге “пробуксовывала”. Хотя французы исправно посылали сюда свои “фигурины” - раскрашенных кукол из обожженной глины или воска, “одетых” в нарисованные супермодные платья (нечто среднее между “объемной” картинкой и манекенщицей). Но... экономные, бережливые немцы считали следование моде пустой тратой времени и денег. Их практически не коснулась эпоха барокко - с ее парчовыми тканями, богато украшенными вышивкой и золотыми лентами, с ее повальным увлечением кружевами.
Грациозное и легкое рококо также прошло стороной. Это в кокетливой Франции женщины носят сумочки помпадур для бесчисленных косметических мелочей, маленькие перчатки и муфточки... это во Франции туфельки шьются маленькими и изящными, с глубоким вырезом, на высоком каблучке, и украшаются лентами, пряжками и даже драгоценными камнями... это в куртуазном Париже нижнее белье является настоящим произведением искусства - шелковое, расшитое золотом и серебром, богатыми вышивками и кружевами, а одевание дамы превращается в утренний церемониал, в котором принимают участие и кавалеры (и не только в высшем свете, но и в мещанских домах).
В Кенигсберге немки по-прежнему стучат по мостовым своими деревянными подошвами. Правда, они носят пудреные парики и широченные кринолины, но... ни один корсет не может превратить расплывшуюся талию добропорядочной фрау - в осиную, а мушки (маленькие черные кружочки из шелка или тафты, которые приклеивались на лицо, шею и даже на интимные места для пущего “гламура”) смотрятся на свекольных щеках как, пардон, тараканы в борще.
Немки никогда не умели и не любили одеваться. Уже в XIX веке английский юморист Дж. К. Джером писал:
“В Германии не делается такого огромного различия между классами населения, чтобы ради положения в обществе стоило бороться не на живот, а на смерть... Жена профессора и жена мастера со свечной фабрики каждую неделю встречаются в излюбленной кофейне и дружно обсуждают местные скандальные новости; доктора не брезгают обществом трактирщиков <...> богатый инженер, собираясь с семьей на пикник, приглашает принять в нем участие своего управляющего и портного, те являются с чадами и домочадцами, со своей долей бутербродов и питья, и все отправляются вместе, а на обратном пути поют хором песни...
<...> Вкусы немца и его жены остаются до конца дней непритязательными. Немец любит видеть в своем доме побольше красного плюша, позолоты и лакировки... Иногда немец наймет художника и прикажет ему изобразить на главном фасаде своего дома кровопролитную битву, которой всегда мешает входная дверь, а в спальне над окнами - парящего в воздухе Бисмарка...
Его главное удовольствие - кресло в опере - стоит несколько марок; туда его жена и дочери ходят в платьях домашнего шитья, накинув на голову платочки <...> немец сентиментален и легко поддается женскому влиянию. Если говорится, что он самый лучший жених и самый скверный муж, то в этом виновата немецкая женщина: выйдя замуж, она не только забывает всю поэзию и романтическую обстановку, но гонит их из дома щеткой и метлой. Даже девушкой она не умела одеваться, а замужем немедленно забросит последние порядочные платья и начнет напяливать на себя что попало.
<...> Поклонение своей красоте она спешит променять на ежедневную порцию сладостей, после каждого обеда отправляется в кофейню и набивает себя сладкими пирогами с кремом, запивая их обильным количеством шоколада. Конечно, в короткий промежуток времени она становится жирной, рыхлой, неповоротливой и положительно неинтересной...” (“Трое на четырех колесах”)
Но, тем не менее, модной одеждой торгуют и в Кенигсберге. До 1933 года готовым платьем и прочими одежными причиндалами заведуют в основном еврейские негоцианты. “Путеводитель по Кенигсбергу и прилегающим морским курортам для русских путешественников”, изданный Гаазенштейном и Фоглером в 1912 году, размещает рекламу таких магазинов, как торговый дом шелковых материй Гольдштейна на Юнкерштрассе, 5 (ныне ул. Шевченко):
“...означенная фирма <...> завоевала себе общие симпатии всего населения Кенигсберга <...> И почему? Очень просто: потому, что чувствовалась потребность в подобного рода предприятии. Кенигсберг растет... растет желание подражать в моде Берлину, Вене и Висбадену <...> Следует еще констатировать, что Гольдштейн прекрасно понимает удовлетворять вкусы русских дам”.
На Почтовой улице, 13 (современная западная часть ул. Шевченко), размещается магазин Конрада Якобсберга, специализирующийся на дамских шляпах и нижнем “белошвейном” белье:
“...магазин в самом центре города <...> в нескольких шагах от главной почты, может быть отнесен в известном роде к достопримечательностям Кенигсберга. Стоит обратить внимание на широкие, роскошно декорированные окна <...> стоит заглянуть внутрь <...> Образцовый порядок, необыкновенная опрятность, прелестный вкус... - все это производит на посетителя впечатление не магазина или, еще яснее выражаясь, “торговли”, а будто бы устроенной специальной “выставки” <...> Большой контингент из года в год приезжающих в Кенигсберг русских считает <...> фирму Конрада Якобсберга своим поставщиком; к услугам и для удобства русских покупателей имеется в магазине барышня, знающая русский язык”.
Так же, на Почтовой, 13 - мастерская по пошиву мужских платьев М. Баршалла;
на Юнкерштрассе,
13-14 - “Жокей-клуб”, где продают галстуки, перчатки, “верхние рубахи” и прочие мужские принадлежности.
На Юнкерштрассе, 10 - фирма Зильберштейна, существующая 54 года, устраивает в своем огромном здании выставки парижских и венских моделей дамских шляпок; предлагает “громаднейший выбор блуз, юбок, костюмов, спортивной одежды, поясов, шарфов, боа, помпадуров и перчаток”.
На Шмидештрассе, 14-18 (район современного эстакадного моста) - торговый дом “модернейшего стиля” Натана Штернфельда: громаднейшее четырехэтажное здание (нечто вроде современного супермаркета; даже с кондитерской, “специально предназначенной для отдыха покупателей”).
На Юнкерштрассе, 16 Макс Альтерум предлагает “специальный выбор” чулок, перчаток, трико, помпадуров (сумочек для косметики и прочих мелочей), поясов, портмоне.
На Вейсгерберштрассе, 16 (ныне район ул. Клинической) можно приобрести хит предвоенного сезона - плоские тростниковые чемоданы, а также кошельки, несессеры, портсигары, помпадуры и прочие изделия из кожи.
На Французской улице, 17 (современная восточная часть ул. Шевченко) - корсетная мастерская Макса Левина. Братья Ферберг на Кайзер Вильгельм-Платц предлагают дамам французские платья, английские костюмы, меховые и плюшевые накидки, театральные пальто и т.д. и т.п.
...Цены в Кенигсберге были довольно умеренные. Тот же корсет, к примеру, можно было купить в пределах 38 марок (тогда за сто русских рублей давали 216-217 марок), “театральное пальто” (имеется в виду специальная накидка на вечернее платье, чаще без рукавов) - марок за 50; французскую новинку - дамский жакет, напоминающий фасоном классический мужской пиджак - за 100 марок; светский туалет - за 200 (но светские платья дамы предпочитают все-таки шить).
...После первой мировой войны и жизнь, и мода в корне меняются. Длина юбки становится короче, волосы безжалостно обстригают, фигура без бедер и груди (гарсон). Немецкая женщина-мальчик прилежно занимается спортом, танцует фокстрот, беспрестанно борется с лишним весом, курит сигареты в длинном мундштуке; носит короткую стрижку и ярко красит губы.
После прихода Гитлера к власти еврейским коммерсантам приходится спешно сворачивать дела. Кто-то успел “свернуться” вовремя, продать “специальность” и уехать в Америку. Кто-то, понадеявшись на “цивилизованность” немцев, был буквально ограблен. И счастье, если уцелел сам.
Наци провозгласили, что немецкая женщина не нуждается в красивой одежде и косметике. Стопроцентные арийки начали или отращивать косы, чтобы укладывать их венчиком вокруг головы, или стричься по-военному коротко и непритязательно. Под рукавами женских платьев появляются ватные “плечики”, отчего плечи увеличиваются и кажутся прямыми, а само платье напоминает форменную одежду.
Сумки в это время носятся на плече, шляпы становятся “шлемовидными”, с узкими полями (еще чаще волосы просто укладываются в сеточки, потому что все производство нацелено на войну - шляпками и прочей галантерейной “дребеденью” заниматься некому). Обувь - с ремешками, на высокой пробковой или деревянной подошве. Все подчеркнуто просто. До аскетизма. Как мундир.
Впрочем, нет. Мундиры в это время - особенно черные эсэсовские - становятся на редкость эротичными: осиная талия, перетянутая широким блестящим ремнем, обилие металлических аксессуаров; сапоги с высокими голенищами, повторяющими форму ноги, фуражки с высокими тульями... Мечта! Особенно, когда в мундир задраен стройный белокурый ариец с беспощадным выражением лица.
Наверное, впервые в истории моды - со времен Древнего Рима - в военной одежде отразились гомосексуальные пристрастия ее создателей. Мужчина - Зигфрид, королевич, Бог... Женщина - его слабая ухудшенная копия. Единственное, что можно с ней сделать - помочь ей “возвыситься” до Господина, хотя бы повторив его линии кроя.
...Именно такими - хотя и здорово пообносившимися за годы войны - увидели немок первые советские переселенцы в Восточную Пруссию. Наши, приехавшие в Кенигсберг, были одеты отчаянно плохо: “в армейскую шинель, только без погон, на голове - самодельный берет, под шинелью юбка и куртка, перешитая из военной гимнастерки и перекрашенная в черный цвет. На ногах - сапоги военного образца. Вариант: немецкие ботинки сорокового размера и платье из немецкого матраса”. (“Восточная Пруссия глазами советских переселенцев”)
Но это - уже совсем другая история. Еще очень долго не имеющая никакого отношения к моде.
Что нам осталось от исчезнувшего города? Пристрастие женщин к завивке волос; любовь к одежде в крупную красную клетку; привычка украшать свои жилища бесчисленными фарфоровыми статуэтками (первые собачки, кошечки и барышни с кавалерами а-ля восемнадцатый век были найдены на полках у прежних хозяев) и керамическими колокольчиками (благо, соседняя Литва и колокольчики, и подсвечники поставляла в избытке)... ну и, может быть, отсутствие утонченности, эдакого рафине.
То, что демонстрируют на столичных подиумах, не приживается в Кениге. В Европе мы выглядим, как свои. В Москве - выделяемся сразу. Чем-то, что не поддается связному объяснению. Мы не следуем моде - мы приспосабливаем ее под себя. Как знать, не этому ли научили нас тени Бывшего Города?.. Не случайно ведь существует устойчивое мнение о том, что именно в Калининграде рождаются самые красивые девушки - на стыке культур. На стыке цивилизаций.
Д. Якшина