Новые колёса

КУПИТЬ РЕБЁНКА В КЁНИГСБЕРГЕ.
Чтобы не умереть от голода, родители продавали своих детей

Наша сегодняшняя “прогулка” - по Кёнигсбергу “отцов и детей”. И надо сказать, что будет она скорее страшной, чем сентиментальной.

Герцог Альбрехт

В средние века детство как таковое заканчивалось очень быстро. Например, будущего герцога Альбрехта начали обучать “семи рыцарским добродетелям” как только ему исполнилось три (!) года. Езда верхом, плавание, владение копьём, мечом и щитом, фехтование, охота, игра в шахматы, умение слагать стихи и петь - всё это он уже более-менее умел к семи годам.

Затем его, как многих знатных юношей, отправляли из родного дома к “чужому двору” - продолжать обучение, делать карьеру...

Сын маркграфа Ансбахского Фридриха Гогенцоллерна и Зофии, дочери польского короля Казимира Ягелло, он чтил своих родителей, но... не любил их. Как, собственно, и они его. Впоследствии Альбрехт так и не смог полюбить своего сына.

Разбиться или утонуть

Впрочем, любовь родителей к детям в средние века была скорее исключением. Женщина в возрасте от пятнадцати до сорока лет рожала двенадцать-пятнадцать раз, с интервалом в полтора-два года. Около трети детей не доживали и до пяти лет, а 10% - умирали в течение первого месяца.

Мать и отец буквально не успевали привязаться к младенцу - да и не хотели этого, подсознательно опасаясь горечи утраты. И в бедных, и в богатых семьях ребёнок в любую минуту мог упасть с высоты и разбиться или утонуть, или умереть от удушья, запутавшись в тряпках, которыми устилались кроватки и колыбельки.

Геенна огненная

Малыша могли обварить кипятком, он мог угодить головой в очаг, во дворе могла лягнуть лошадь, он мог подцепить одну из множества детских болезней - и не справиться с инфекцией... Его могли запугать до смерти - как это, к примеру, произошло с внуком Мартина Лютера.

Реформатор церкви, основатель протестантской религии Мартин Лютер сам был довольно суровым отцом. Суровой была и его религия, утверждавшая, что Бог обрекает грешников “геенне огненной, как вы обрекаете пауков или других отвратительных насекомых огню”. Своих детей Лютер стращал “ночными демонами и ведьмами, готовыми их украсть, съесть, разорвать на куски...”

Ночной демон

Дочь Лютера, Маргарита, вышла замуж за владевшего имением Мюльхаузен (Гвардейское) Георга Кунхайма в двадцать один год. За пятнадцать лет брака она родила девять детей, шестеро из них умерли во младенчестве. Один - после того, как мать напугала его “геенной огненной”, куда он непременно должен был попасть, ибо без спроса съел яблоко... Двухлетнему ребёнку Маргарита так живо описала “ночного демона”, который будет рвать его на куски огромными кривыми зубами, что у того от испуга начались спазмы в груди... Мальчик умер.

Траура по нему Маргарита Кунхайм не носила. Смерть ребёнка тогда вообще не предусматривала траура... “Исчезающие на глазах” дети не вызывали у родителей сопереживания. Малютка должен был быстро повзрослеть - или умереть.

Отдать педофилу

В бедных семьях трёхлетний малыш наравне со взрослыми работал в доме или огороде. Если из-за неурожая в Восточной Пруссии начинался голод, отец имел право продавать детей.

Пока власть принадлежала Тевтонскому ордену, детей выкупала католическая церковь - чтобы пристроить в приют или определить в монастырь в качестве служек. Для католика помощь бедным и больным есть условие спасения от ада после смерти.

Протестанты от таких условий отказались. И в светском государстве Восточная Пруссия отчаявшиеся отцы могли продать ребёнка любому - какие бы гнусные пороки ни отпечатались на лице покупателя.

Опасный наследник

Но и богатым детям приходилось несладко. Воспитанием их никто особо не занимался.

Да, юных дворян учили - но это делали не родители, а специально нанятые люди. При этом подрастающих сыновей богатый отец неизбежно воспринимал как потенциально опасных наследников, а девочек - как досадную статью расхода (им предстояло обеспечить приданое).

Интересно, что в знатных семействах девочек серьёзно готовили к будущему вступлению в брак: учили читать, писать, играть на арфе, вести хозяйство, заниматься рукоделием - но, к примеру, кормили очень скудно. Мясо девочкам давали очень редко, в небольших количествах - или не давали вовсе. Считалось, что полуголодное существование меньше располагает к “греховным мыслям”.

Греховные мысли и тайные пороки

...С “греховными мыслями” вообще боролись жестоко. Всеми доступными средствами. Так, вплоть до восемнадцатого века детям было принято ставить “очистительные” клизмы и свечи, давать слабительное и рвотное. Считалось, что в детском кишечнике “гнездится” нечто дерзкое, злобное, непокорное по отношению к взрослым.

Если же “продукт жизнедеятельности” особенно плохо пах или выглядел - это свидетельствовало о том, что в глубине души ребёнок плохо относится к окружающим, и в нём “укоренились тайные пороки”. А значит, его надо как следует выпороть.

Порка розгами будущего короля

Наказания - вплоть до XVIII века - были регулярными. Детей били хлыстами, палками, кнутами. Даже принадлежность к королевской семье не гарантировала ребёнку физической неприкосновенности. Его могли выдрать с такой же лёгкостью, как и простого смертного.

Скажем, Фридриха III, родившегося в 1657 году в Кёнигсберге (позже, в 1701 году, он здесь же будет коронован как король Пруссии Фридрих I), в детстве выпороли семнадцать (!) раз. В том числе - за то, что за обедом он опрокинул чашку с соусом на накрахмаленную скатерть.

Ещё одной порке его подвергли за разбитую фарфоровую статуэтку, а через пару дней, стоило чуть поджить его царственной “пятой точке”, он был нещадно бит специальным “экзекутором” - за то, что не выучил заданные ему латинские глаголы...

Водили на казнь

Оспаривать вину было бесполезно: непреложно считалось, что родитель всегда прав. Просто потому, что он родитель. А дело ребёнка - молчать и набираться опыта у старших. Иначе ждут его сплошные беды на “кривой дорожке”.

Чтобы наглядно продемонстрировать, куда может завести непослушное чадо “кривая дорожка”, родители брали детей на публичные казни. Не отставала и школа: в воспитательных целях детей всем классом выводили посмотреть на повешение. Кстати, в немецком языке до XIX века слово “ребёнок” было синонимом слова “дурак” (“недоделанный”)!

Сущий кошмар

В XIX веке были предприняты первые попытки отнестись к ребёнку не как к “недочеловеку”. Но... старые традиции были сильны. И в сочетании с новыми веяниями превращались в поистине взрывоопасную смесь.

К примеру, детство Эрнста Теодора Амадея Гофмана превратилось, по его словам, в “сущий кошмар” из-за того, что Дёрферы - семейство его матери - тщетно пытались совместить “старое” с “новым”.

Гофмана в детстве не били. Но странным образом он завидовал некоторым из своих сверстников - тем родители щедро отвешивали колотушек, но зато явно питали к ним искреннее чувство любви. (К XIX веку детская смертность значительно снизилась, и родители получили шанс узнать своих детей и начать испытывать к ним чувства.) У Гофмана же дома всё было, по его словам, “вогнуто-выгнуто”.

Элексир сатаны

Дед Гофмана, адвокат королев­ского суда и советник консистории Иоганн Якоб Дёрфер, правил в доме уверенно и безраздельно. После его смерти “бразды правления” переняла его супруга, бабушка Гофмана. Его дядя, Отто Вильгельм Дёрфер, будучи холостяком, жил в родительском доме на положении “сына” - и в пятьдесят лет занимал одну комнату на двоих со своим племянником. Бабушка обходилась с ним как с малолеткой.

Мать Гофмана, после развода с мужем считавшая себя опозоренной, впала в депрессию и деградировала до состояния ребёнка. Сына она не любила - как и он её. Кстати, в его произведениях всегда происходит то же самое: в “Крошке Цахесе” мать охотно избавляется от своего горбатого малыша, в “Эликсирах сатаны” мать очень рано препоручает сына некой аббатисе.

Голова селёдки

В рассказе “Вампиризм” дочь наследует от матери тягу к высасыванию крови и убийству мужчин. Главный герой “Житейских воззрений кота Мурра” впервые знакомится с матерью-кошкой уже взрослым. Он хочет сделать для неё что-нибудь доброе, например, пожертвовать голову селёдки, но аппетит одерживает верх, и Мурр сам съедает селёдочную голову...

Наверное, “золотым веком” для “отцов и детей” Кёнигсберга стала вторая половина XIX столетия. Время гуманных идей и тёплых семейных взаимоотношений. Время, когда детей начали принимать такими, какие они есть. Даже если у них замедленное развитие или серьёзные физические пороки.

В форме нацистов

Так, в Кёнигсберге, где уже функ­ционирует приют для глухонемых (Краузаллее, 60 - теперь Каштановая аллея, 141, здание МАОУ ШИЛИ), в 1914 году открывается спецшкола для детей с замедленным развитием. Их пытаются учить, социально адаптировать... Теперь в помещении этой спецшколы располагается травмпункт детской областной больницы.

Но... двадцатый век вновь “опрокинулся в средневековье”. Первая мировая... инфляция... Версальский договор... - взрослым явно становилось не до детей. До тех пор, пока ими, детьми, не занялись пришедшие к власти фашисты.

Бальдур фон Ширах, один из идеологов нацизма, так сформулировал своё “педагогическое кредо”: “Под ребёнком мы понимаем существо, не одетое в форму, которое ещё ни разу не принимало участия в наших маршах и вечерних мероприятиях”.

Очень скоро детей одели в форму “гитлер­югенд”. Что из этого вышло, мы знаем. Впрочем, это уже другая история. Ну а наши “прогулки” - продолжаются.

Д. Якшина