Будущий канонический советский поэт и литературный сановник в 1945 году мог познакомиться в Кёнигсберге с другим любимцем публики - будущим великим клоуном и народным артистом. Но не довелось...
По дороге на Берлин
С первых дней войны Твардовский был на фронте - в качестве военного корреспондента. А это значит: “жив ты или помер - был бы очерк в номер”. Через четыре года Александр Трифонович написал жене:
“Не то удивительно, что я не пропал на этой войне физически, - ведь я не воевал, а то, что я не пропал как поэт и пригодился множеству людей...”
Это письмо было отправлено из Кёнигсберга.
Зимой 1945-го войска 3-го Белорусского фронта вступили в Восточную Пруссию. На орудиях и снарядах был написан лозунг “На Кёнигсберг!”
Дороги, по которым двигались победители, являли собой фантастическое зрелище. На каждом шагу в кюветах валялись мёртвые лошади и оружие, сломанные велосипеды и мотоциклы, брошенные ковры, швейные машинки, детские коляски, подушки и чемоданы с ворохом одежды.
“По дороге на Берлин вьётся белый пух перин” - такие строки появились в те дни в блокноте военкора Твардовского. А 11 апреля он опубликовал очерк “Кёнигсберг” - через день после штурма крепости.
В Третий рейх с банным веником
В газетах тех лет писали помпезную лажу о войне. Но вот в “Красноармейской правде” появились главы из “Василия Тёркина”. Поэму о русском солдате Твардовский писал с 41-го по 45-й год. На передовой она была нарасхват, её читали с любой главы. В “Тёркине” не было идеологической пропаганды, упоминаний о тов. Сталине и партии большевиков.
Своё впечатление о Кёнигсберге автор озвучил устами героя поэмы рядового Тёркина, колхозника со Смоленщины, которому немецкий город не приглянулся:
“Скучный климат заграничный,
Чуждый край краснокирпичный...”
Зато глава “В бане” несла нотки ностальгии:
На околице войны -
В глубине Германии -
Баня! Что там Сандуны
С остальными банями...
Честь и слава помпохозу,
Снаряжавшему обоз,
Что советскую берёзу
Аж за Кёнигсберг завёз.
Последняя точка в поэме была поставлена в городе Тапиау (ныне Гвард
ейск), где Твардовский участвовал в салюте Победы и на радостях расстрелял свои и чужие патроны.
Будущий редактор “Нового мира” всю войну прошёл “с лейкой и блокнотом, а может, с пулемётом”. Но в годы “социализма с человеческим лицом” стал почти идеологическим диверсантом, открыв опасную правду войны и лагерей.
Шарахнул из гаубицы
Бойцы 5-й гвардейской стрелковой дивизии в минуты затишья собирались в небольшом скверике Тапиау, чтобы послушать всеобщего любимца Юру. Младший сержант гаубичного полка 155-мм гаубиц обладал редким чувством юмора. Когда он травил анекдоты, все покатывались со смеху, и мало кто сомневался, что “хохмач Никулин” станет артистом.
Утром 6 апреля 1945 года началась артподготовка. И, видимо, судьбе было угодно, чтобы младший сержант Никулин из своей гаубицы сделал первый пристрелочный выстрел по Кёнигсбергу. А потом полторы тысячи орудий и миномётов в течение двух часов били по заранее намеченным целям. Казалось, что красивейший город Европы стёрт с лица земли.
Но фашисты не сдавались - едва ли не каждый дом был превращён в огневую точку. И было всякое: католические монахини, спасённые советскими солдатами, и ими же случайно взорванные в подвалах домов немецкие дети.
А потом Никулин с однополчанами слушал речь из громкоговорителя: комендант Кёнигсберга генерал Отто Ляш подписал акт о безоговорочной капитуляции.
Вокзал “Ташкент”
Жизнь и творчество Юрия Никулина пересеклись с Кёнигсбергом дважды.
Весной 1975 года в Калининградской области проходили съёмки фильма Алексея Германа “Двадцать дней без войны” с Никулиным и Гурченко в главных ролях. Они сыграли короткую, но яркую любовь, и Людмилу Марковну потом ещё долго спрашивали, был ли у них с Никулиным роман.
Юрий Владимирович играл военкора, но чиновники из Госкино объявили: “Это не советский журналист, а какой-то алкаш. Он порочит наши устои!” Требовали убрать Никулина, но режиссёр бился за него до последнего и отстоял.
Железнодорожный вокзал Черняховска на время съёмок стал станцией Ташкент. Под гримёрку была приспособлена Ленинская комната Линейного отделения милиции, и великолепная Людмила Гурченко фотографировалась с ментами. А на пляже в Пионерском, недалеко от заставы, Никулин вживался в образ.
Он всюду ходил в военной форме, постоянно курил, сворачивая самокрутки, как на фронте, и всех угощал балтийской килькой в томате. Выступал он и перед пограничниками - травил анекдоты и вспоминал, как 30 лет назад здесь, на Балтике, встретил Победу.
В Калининграде артист жил в гостинице “Москва”, завтракал в номере (кофе и бутерброды), а обедал в столовой вместе со съёмочной группой. На память остался совместный снимок, историческое чёрно-белое фото: Никулин и сотрудники столовой.
А еще в Калининграде популярна региональная выставка собак “Мемориал Юрия Никулина”. Наверное, “хохмач” был бы доволен...
Н. Четверикова