Классиков нынче мало кто читает - другие времена, другие нравы. Но об абсурде нашего бытия мы всё чаще говорим: “Ну, это прямо Салтыков-Щедрин...” А ещё классик говаривал: “Без идеалов люди начинают хрюкать”.
Эмигрант поневоле
В числе знаменитостей, посетивших Кёнигсберг, были ценные люди России - такие, как писатель Александр Герцен, западник, либерал и властитель дум. В начале 1847 года, спотыкаясь о проклятые ухабы самодержавия, он покинул “царство мглы, произвола, молчаливого замиранья” и отправился в идейную эмиграцию - в Европу.
В Кёнигсберг Герцен приехал усталым. Но, хорошо выспавшись, утром осматривал город, сидя в санях хозяина гостиницы.
“Мы были веселы, - напишет он в мемуарах, - неприятное чувство страха, щемящее чувство подозрения - отлетели”.
В книжной лавке Герцен в восторге скупил карикатуры на Николая I - весь запас, а вечером посетил театр. Помещение ему не понравилось, но приятно поразила публика: люди свободно общались и громко высказывали свои мнения - не сравнить с казарменными порядками в российской империи!
Когда польское восстание 1863 года эхом отозвалось в Восточной Пруссии, а “всю Россию охватил сифилис патриотизма”, Герцен встал на сторону поляков. “Европа нам нужна как идеал, как упрёк, как благой пример” - с таким убеждением Герцен нынче у наших патриотов не в чести.
Где не любят Гуттенберга
После изломанной русской жизни поэту и социал-демократу Николаю Некрасову было вполне комфортно в Европе. Спал до полудня, обедал в постели, бросал тысячи на свои прихоти и покупал серебряные ошейники для собак.
Фанатичный картёжник Некрасов был ещё и заядлым охотником. В его доме всегда жили собаки, и их голоса “были иногда слаще голоса дружбы”. Даже после смерти поэта поползли слухи, что он спрятал 500 тысяч рублей в могиле своего любимца, пса по кличке Кадо.
Но как бы то ни было, а летом 1857 года Некрасов вёз из Лондона в Россию через Кёнигсберг очень ценного щенка крупно-крапчатого пойнтера. Но на каждой станции кондукторы требовали приличную дополнительную плату или вынуждали нанимать отдельный экипаж. Всю дорогу Некрасов выносил щенка на воздух, а в Дерпте повёл в “скотоврачебную клинику”. И сочинил стишок, достойный коллекции русофоба:
Наконец
из Кёнигсберга
Я приблизился
к стране,
Где не любят
Гуттенберга
И находят вкус
в говне.
Выпил русского
настою,
Услыхал
“еб...ну мать”,
И пошли
передо мною
Рожи русские
писать.
Впрочем, Тургенев уверял всех, что “поэзия в стихах Некрасова и не ночевала”.
Чудовищные бутерброды
Весной 1862 года драматург Александр Островский впервые ехал в Европу. Непросто ему было после купцов, бесприданниц, бродячих актёров и взяточников-чиновников переключиться на совершенно иной уклад. Островский ведёт путевой дневник, фиксируя каждый свой шаг. 
“Пруссия. Эйдткунен. Порядок и солидность. Вещи выдали скоро и учтиво. Спросили только, нет ли чаю, табаку, икры, но не осматривали.... Здесь мы ночевали в первый раз под перинами. Чудовищные бутерброды. С полчаса погуляли по Шталопёнску (Stallupёnen - Нестеров), это что-то среднее между городком и селом, дома все каменные, крыты черепицей, хорошая кирка...”
Понравились Островскому и удобные прусские вагоны - гораздо лучше русских, совершенно без тряски.
Подъезжая к Кёнигсбергу, он любовался возделанными и сплошь унавоженными полями, каменными богатыми избами крестьян.
“Боже мой! - восклицал бытописатель русской жизни. - Когда-то мы этого дождёмся!”
К обеду прибыли в Кёнигсберг, “старинный и очень красивый город... Обед хорош и дёшев, бутылка рейнвейну - один талер”.
Даже не верится, что “русский Диккенс” своими пьесами приучал целые поколения школяров ненавидеть бизнес и богатство!
Жисть - насеком
Молодой Иван Тургенев, с благословения матушки, решил получить философское образование в Германии, да так и застрял на десять лет в Баден-Бадене, в “духовной эмиграции”.
Германию он называл вторым Отечеством. Немцы его тоже любили - за чрезвычайную чистоплотность и почти маниакальную любовь к порядку.
“Эх, Иван Сергеич, - говорила ему, ещё студенту, квартирная хозяйка-немка, - нэ нада быть грустный! Жисть это есть как мух, пренеприятный насеком. Что дэлайт! Тэрпэйт нада!”
Тургенев дважды бывал в Кёнигсберге, неотлучно сопровождая в гастролях свою повелительницу - замужнюю певицу Полину Виардо, но ничего не замечал вокруг, кроме неё. Зато кёнигсбержцы запомнили визит русского писателя - щёголя в синем фраке с золотыми пуговицами, светлых клетчатых панталонах и цветном галстуке.
Его странный союз с Виардо породил немало пикантных слухов о платонической любви к оперной знаменитости. Писемский называл Тургенева “ласковым гигантом с глазами умирающей газели”.
Утром 25 сентября 1883 года пассажирский поезд с траурным вагоном ехал через Кёнигсберг к российской границе. Было ветрено, шёл холодный дождь. Но толпы людей от Ковно до Пскова, сняв шапки, встречали состав, желая проститься с великим писателем - орловским дворянином Иваном Тургеневым, гражданином прекрасной Германии.
Н. Четверикова