Продолжение. Начало здесь.
- Немцы в контратаку пошли?
- Да разве толком поймёшь? Земля сотрясалась от разрывов – дым, пыль, осколки летят во все стороны. Гарь от пожаров… Это я уже потом, после войны узнал, что да как. Немцы прорывались через двухъярусный мост, чтобы к Бальге уйти. Спасались бегством. И мост этот для них был последним шансом.
- Немцы в плен сдаваться не собирались?
- Бились они отчаянно. Вижу, как в хвост первому "Тигру" пристраивается ещё один... Ору в телефонную трубку, чтобы держали на прицеле мост. Бронетехника противника сейчас жахнет.
Минута – и уже этот танк по мосту чешет!
Наша пушка наконец ожила. Первый снаряд пролетает под самым мостом и попадает в полузатопленную баржу.
Всматриваюсь через бинокль в противоположный берег. Немцы по набережной бегают. Баржа кренится на бок и начинает тонуть.
Бракованный снаряд
- Плохо корректировали огонь артиллерии?
- Вообще-то я был обучен работать на артиллерийской буссоли – приборе для точного наведения на цель. Но буссоли под рукой не было. Да и не до неё – дорога каждая секунда.
- А танки?
- Они шпарят по мосту. Лязг гусениц. Грозная техника.
"Выше бери! - снова ору в телефонную трубку. - Левее сорок!"
Второй выстрел. Мост расцветает снопом искр. Наш снаряд угодил в опору моста и не разорвался. Бракованный. Такое тоже случалось...
Времени нет. Если "Тигр" проскочит мост, то из своего орудия он долбанёт по нашей пушке. А пока стрелять по берегу ему мешают эти самые опоры двухъярусного моста.
"Левее двадцать! Огонь!"
Грохот! Дым! Наконец попали! Танк, объятый пламенем, застывает на месте.
Теперь мост перекрыт подбитым "Тигром". Второй танк начинает сдавать назад.
Пехота, прижимаясь к перилам, поворачивает вспять.
"Больше не могу терпеть!"
- Что дальше?
- Земля дрогнула под ногами. Взрывной волной меня опрокидывает навзничь, а правую кисть пронзает острая боль. Теряю сознание… Дальше точно сказать не могу. Помню лишь, как меня везли на машине. Кровь хлещет...
Когда оказался в полевом госпитале, рука сильно распухла. Да и крови потерял немало. Оперировали в палатке. Где-то на окраине Кёнигсберга.
- Полевые условия? Не до церемоний. Могли руку сразу отрезать? Лишь бы жив остался...
- Да, осколок от снаряда прочно засел в кости. Чтобы его вытащить, мне всю руку располосовали.
- Вы были без сознания?
- Нет, в сознании. Всё видел и чувствовал. Стиснул зубы. А потом как закричал: "Больше не могу терпеть!"
Тогда меня пожалели, руку до самого плеча обкололи новокаином. Много уколов сделали. Наконец достали осколок, зашили рану и наложили повязки.
- Повезло?
- Не очень. Меня уложили в палатку. Задремал немного... Проснулся от страшной боли. Смотрю, бинты и рука - багровые. Кричу: "У меня кровь идёт!"
Хирург прибежал: "Ложись. Ещё раз прооперируем".
Мародёры
- Через несколько дней выяснилось, что и вторую операцию сделали неправильно. Все пальцы на правой руке скрючило. Они совсем не действовали. Пошевелить ими я не мог. Врачи решили отправить меня в Вильнюс. А потом – отвезли в госпиталь Смоленска. Там я встретил Победу.
- Что с рукой?
- Так мне в Смоленске третью операцию сделали. И вот только тогда пальцы начали сгибаться...
- Как оказались в Калининграде после войны?
- О-о… Это долгая история. Вначале я об этом и не помышлял.
- Поехали домой, к родителям?
- Отец после войны какое-то время ещё находился в Казахстане. Две моих сестры вернулись в Сталинград… У нас ведь был собственный дом с садом. Отец незадолго до войны его построил.
- Дом уцелел?
- Ну, как сказать… Советские войска отступали – дом выстоял. Немцы пришли – не тронули. Потом опять наши штурмом Сталинград взяли. И тоже всё месте. Но мародёры...
- Немцы?
- Наши! Местные жители ещё в годы войны повыдирали все окна и двери. Вскрыли и унесли полы, растащили мебель… Мы остались без всего. Только голые ободранные стены.
Немцы убили
- А мама?
- Ну… - ветеран на секунду умолкает. - Погибла она. Немцы убили.
- Работала в подполье?
- Нелепая смерть. Когда только-только немцы вошли в Сталинград, местные жители, которые остались в городе, боялись жить в своих домах. Прятались кто где. Мама и две моих сестры недалеко от дома выкопали "ровик"…
- Ровик?
- Ну, это... вроде маленькой землянки. На случай артобстрела или бомбёжки. Готовили там еду и спали. А потом овощи закончилась. И мама решила сходить домой, взять из подвала картошки. Там всего-то метров 50 было. Взяла, идёт назад. А тут два немецких солдата сидят на скамейке у противоположного дома. И ради забавы полоснули очередью из автомата. Мама упала. Умерла сразу. На глазах моих сестёр.
"Хенде хох!"
- А вы сколько немцев убили?
- Ну, не считал, - смутился Бочкарёв. - Если наш снаряд попадал в цель, то кого-нибудь точно убивали. А стреляли мы постоянно.
- Из своего автомата кого-нибудь застрелили?
- За всю войну – ни одного немца. Хотя был случай… На территории Литвы. Где-то под Вильнюсом. Форсировал речку на лодке. Я же разведчик, поэтому должен был первым на новую позицию выходить. Чтобы оценить обстановку.
Вылезаю на берег, смотрю, а кусты странно как-то шевелятся. Выпускаю очередь из ППШ поверх зарослей. Выходят два испуганных немца. Без оружия.
"Хенде хох!" - командую им. Они подчиняются, руки вверх тянут.
- А вы?
- "Хенде хох" – единственное, что я знал по-немецки. Тыкаю им в спины стволом, сажаю в лодку, и мы плывём назад, к своим. Сдал пленных в штаб. Благодарность от командира получил. Но если бы тогда я знал, что немцы мою мать просто ради забавы застрелили, я с этими фрицами церемониться бы не стал.
Юрий Грозмани
Окончание здесь.