Наша сегодняшняя “прогулка” - по Кёнигсбергу... казачьему. Нет, имеются в виду не нынешние “потешные войска”, гордо именующие себя Балтийским казачеством. Речь о настоящих казаках - тех, что мощно “отмечались” на здешних землях в разгар всевозможных военных конфликтов.
Под страхом смертной казни
Известно, что казачество как таковое зародилось в XIV веке на широких степных просторах между Московской Русью, Литвой, Польшей и татарскими ханствами. Но что такое казачество - до сих пор неизвестно доподлинно.
Существуют разные версии. По одной, казаки - результат смешанных браков славян и скифов (половцев, хазар, киргизов, татар, горских черкесов и т.д., и т.п.). Будто бы даже слово это имеет татаро-монгольские корни: “ко” (броня, защита) и “зах” (рубеж). По другой - предками казаков является русское население, оставшееся на землях, “плотно” захваченных Золотой Ордой.
Точка зрения, долго считавшаяся официальной (дескать, казачьи общины создавались русскими крестьянами, которые бежали от крепостного рабства), сегодня признаётся весьма и весьма спорной. Особенно, если учесть, что вплоть до начала XVIII века казакам под страхом смертной казни запрещалось заниматься именно основным крестьянским трудом - хлебопашеством.
Впрочем, в России до 1917 года в тонкости сего вопроса никто не вдавался. Казаков было принято считать особым воинским сословием, которое имело определённые привилегии, но расплачивалось за них обязательным несением воинской службы. Натурально, верой и правдой батюшке царю. Или - царице. Это уж как фишка ляжет.
Стенька Разин и Пугачёв
Интересно, что Восточная Пруссия оставила свой след в жизни многих ярких представителей казачьего сословия. Так, здесь побывал Стенька Разин, будущий предводитель крестьянского восстания (в Кёнигсберге он находился “по службе”, сопровождая очередную дипломатическую миссию). Здесь служил - в ходе Семилетней войны 1756-1763 годов - и Емельян Пугачёв. И именно здесь, насмотревшись на вполне сытую жизнь местных крестьян, он проникся особо лютой ненавистью к российским помещикам-угнетателям. Против которых он - через энное количество лет - и пойдёт войной.
Вообще же в ходе Семилетней войны в восточно-прусском походе принимали участие 16 тысяч казаков. 11 января 1758 года, когда русские войска взяли Кёнигсберг, ведущая заслуга принадлежала колоннам графа Петра Салтыкова и графа Петра Румянцева, включавшим казачьи части.
А в кампанию 1759 года казаки полковника П. Луковкина разбили “бессмертных чёрных гусар”. Они просто взяли противника “в дротики” (т.е. применили пики), и вооружённые саблями “бессмертные” встретили свой печальный конец.
Любовник императрицы
Впрочем, при императрице Елизавете Петровне не все казаки появлялись в Восточной Пруссии с пикой наперевес. Совсем иначе побывал здесь Кирилл Разумовский - человек фантастической судьбы.
Родился он в многодетной семье казака Григория Розума в Черниговской губернии. До одиннадцати лет - по причине горькой бедности - бегал в одной рубахе, без штанов. Пас отцовских волов, не знал грамоты. В тринадцать лет хотел повеситься, ибо знатный и богатый пан, чьё имение было неподалеку, положил на красивого отрока глаз. И “прельщал его адским соблазном” в обмен на хороший кафтан, сафьяновые сапоги и пару золотых монет. И будто бы отец, которому Кирилл поведал об “адском соблазне”, велел ему уступить пану. Ибо есть было совсем нечего - младший братишка Кирилла Розума в тот же год опух от голода и помер.
Но судьба распорядилась иначе, и пан, падкий до мальчишеских прелестей, остался с носом. Алексея, брата Кирилла, за редкую красоту и хороший голос взяли певчим ко двору императрицы Елизаветы. Очень быстро она заметила юношу - а вскоре из Алёшки Розума он превратился в Алексея Григорьевича Разумовского, фаворита Елизаветы. И забрал к себе брата Кирилла. Которого очень быстро обучили читать-писать и отправили “для получения дальнейшего образования” за границу.
Сносный студент
В 1743 году Розум-Разумовский прибыл в Кёнигсберг и провёл здесь около года. Руководил его занятиями известный учёный, профессор Альбертины Целестин-Христиан Флотвель. Которому платили, не щемясь и не торгуясь - и за год он сумел сделать из почти безграмотного казака “почти что сносного студента”.
После Кёнигсберга Разумовский ещё год путешествовал по Европе, а затем... стал графом. И был назначен императрицей Елизаветой - “в рассуждении усмотренной в нём особливой способности” и приобретённого в науках искусства” - ПРЕЗИДЕНТОМ российской академии наук! С жалованьем в три тысячи рублей в год (очень приличная по тем временам сумма).
На тот момент Кириллу Григорьевичу исполнилось... восемнадцать лет.
Целестин-Христиан Флотвель, получивший от своего бывшего ученика известие о столь головокружительной карьере, слёг в постель. И пролежал неделю в состоянии, которое сегодня назвали бы депрессией.
Правда, очень скоро он получил ещё одно известие, которое несколько примирило его со случившимся: Кирилл Разумовский предложил Флотвелю переехать в Санкт-Петербург, чтобы помочь в руководстве Академией. Флотвель отказался (он был уже в почтенном возрасте), но письменные консультации Разумовскому давал. А тот его щедро благодарил за помощь.
Атаман Платов
Кирилл Григорьевич Разумовский возглавлял академию наук почти полвека (будучи при этом, по совместительству, последним гетманом Запорожского войска, а после ликвидации гетманства в 1764 году - генерал-фельдмаршалом).
Несмотря на очень спорную личную образованность Разумовского, в Академии его любили - за мягкий нрав, неучастие в плетущихся интригах и за искреннюю готовность поделиться с подчинёнными теми дарами, которыми императрица осыпала брата своего возлюбленного.
О Кёнигсберге Разумовский всегда вспоминал с удовольствием.
Но, конечно, самый легендарный казак, чьё имя вписано в историю Восточной Пруссии, - это Матвей Иванович Платов. Казачий атаман номер один.
Он родился на Дону. В тринадцать лет был записан на службу, в пятнадцать - стал урядником, в восемнадцать получил чин казачьего полковника и стал командовать полком. Потом было много подвигов - и часто звучали слова, которые Платов сделал своим девизом: “Честь дороже жизни!”
В 1806 году император Александр I поручил Платову командовать всеми казачьими полками России, которые отправлялись на войну против Наполеона в Пруссии. У казаков было особое назначение - срывать вражеские пикеты, захватывать пленных и продовольствие.
Пистолетом, шашкой, ружьём
По выражению француза Д’Романо, казаки были “moucherous des armes”, т.е. надоедливые, больно жалящие мухи. Они быстро переносились на своих лёгких конях с одного места на другое по всем направлениям, нападая на неприятеля с тыла, работая пистолетом, шашкой и ружьём. И - особенно устрашающе - пикой. Казаки успешно расстраивали ряды французов, давая возможность вторгнуться более тяжёлым и сомкнутым регулярным войскам.
Казаки Платова особо отличились в сражении при Прейсиш-Эйлау.
По свидетельству очевидца, “казачья атака представляет собой нечто ужасное. Редкие войска могут устоять от этого отчаянного натиска. Нужно только дать казакам полную свободу действий: применение регулярного строя губит их.
Казак очень хорошо знает свою службу и умело пользуется всеми обстоятельствами, на первый взгляд, кажущимися незначительными, но имеющими на данный момент большое значение. Казак как бы чутьём понимает цель и намерения неприятеля и заранее ему подготовит сюрприз”.
Российские историки приписывают Наполеону такую фразу: “Дайте мне только сто тысяч такой армии, и я покорю мир”.
Орден Чёрного Орла
А прусский полковник Таттенборн, действовавший в тылу наполеоновской армии с тремя казачьими сотнями, вспоминал:
“Я, не знавший ни слова по-русски, командовал людьми, не знавшими ни слова по-немецки. Я спешно отдавал вахмистру приказания занять ту или иную выгодную позицию, терпеливо ждать неприятельский транспорт с конвоем, дружно напасть... или занять переправу, уничтожить лодки... захватить почту, казну... Вахмистр, вытянувшись, смотрел мне прямо в глаза, в рот, шевелил губами, как бы затверживая что-то, изучая моё выражение, тон голоса. Потом что-то отрывисто говорил, поворачивался, командовал товарищам - и казаки в точности выполняли моё приказание. Немецкого они не знали, я в том вполне убедился!”
Тем не менее, русская и прусская армии потерпели сокрушительные поражения во всех сражениях с французами. Хотя потрепали наполеоновские войска изрядно.
Известен случай, когда на казаков Платова наскочили наполеоновские кирасиры, закованные в железные латы, со шлемами на головах. Они считались “непробиваемыми” и использовались в качестве “тяжёлого оружия”.
Кирасиры начали крошить казаков своими огромными палашами. Те ударили в пики, но пики гнулись и ломались, не пробивая кирас. Шашками тоже ничего нельзя было сделать - пока в разгар сечи один из казаков не крикнул: “Братцы! Сбивай колпаки!”
Казаки начали лупить по шишакам шлемов. Шлемы полетели на землю - а с ними и головы “бронированных” всадников. Немногие вернулись с поля... Наполеон, которому доложили о почти полном истреблении полка кирасир, был в шоке.
Казаки прикрывали и русскую армию, отходившую к Тильзиту. Позже Александр I пожалует Платова алмазными знаками к ордену Святого Александра Невского и наградной драгоценной табакеркой с портретом императора. А ещё годом позже прусский король наградит Платова орденами Красного Орла и Чёрного Орла и драгоценной табакеркой со своим портретом.
Табакерка Наполеона
Кстати, Платову довелось “поручкаться” и с Наполеоном. И получить ещё одну табакерку - от него.
Во время подписания унизительного для России Тильзитского мира Платов находился в свите Александра I. По просьбе победителя Наполеона казаки устроили джигитовку: рубили ветки лозы, стоя на седле, стреляли в цель из-под брюха мчавшейся лошади; доставали с седла разбросанные монеты...
Наполеон был в полном восторге. Обратившись к Платову, он спросил: “А вы, генерал, умеете стрелять из лука?” Тот выхватил у ближайшего казака лук со стрелами, разогнал лошадь и на скаку выпустил несколько стрел. Все они вонзились в соломенные чучела.
Когда Платов вернулся на место, Наполеон протянул ему золотую табакерку со словами: “Вы прекрасный военачальник, наездник и стрелок. Вы мне доставили много удовольствия. Я хочу, чтобы у вас обо мне осталась добрая память”.
Платов взял табакерку и ответил:
- У нас, казаков, есть дедовский обычай: подарки отдаривать. Извините, Ваше Величество, у меня с собой нет ничего такого, что обратило бы ваше внимание... Но я не желаю остаться в долгу и хочу, чтобы Ваше Величество также помнили обо мне. Прошу принять в подарок сей лук со стрелами.
- Оригинальный подарок, - сказал Наполеон. - Хорошо, мой генерал, ваш лук будет напоминать мне, что от стрелы донского атамана даже маленькой птичке не уберечься.
Выслушав перевод, Платов добавил:
- Не только мелкой, но и крупной птице надобно опасаться моей стрелы.
Но этого переводчик говорить Наполеону не стал - намёк на “крупную птицу” был слишком прозрачен. И, действительно, казаки Платова ещё побывали в Восточной Пруссии в ходе кампании 1813-1814 годов. Приумножив и славу русского оружия... и количество шустрых кареглазых ребятишек, отцами которых ну никак не могли быть местные Гансы и Фрицы.
Урядник Тропин
Вообще во время войны в Пруссии возникало много сюжетов, достойных романа в духе Александра Дюма. Так, в битве под Прейсиш-Эйлау молодой урядник Тропин узнал, что его отец, участвовавший в том же сражении, попал в плен. Тропин знал, что пленных надо искать в тылу неприятельской армии. Он ринулся обыскивать фланги - и вскоре увидел двух верховых драгун, которые вели его отца, пешего. Тропин застрелил одного из драгун, другого заколол пикой. После чего отец и сын вскочили на драгунских лошадей и понеслись к своему полку, оставив далеко позади погоню.
Позже Платов лично повесит на грудь Тропина-младшего Георгиевский крест - и за храбрость, и за горячую сыновнюю любовь.
Интересно, что жители разорённой Пруссии поначалу относились с недоверием к русским войскам, а к казачьим - в особенности. И прятали от них продовольствие. Но, увидев, как храбро русские бьются с врагом, защищая от Наполеона чужую для них землю, немцы пораскрывали свои закрома.
Школьники после очередной удачной атаки казаков встречали их радостными воплями и русским “ура”. Во время схватки под небольшим городком на реке Неман школяры собрались на холме, наблюдая за тем, как решается участь их города.
На косе Фрише Нерунг (ныне Балтийской) местный кузнец ковал специальные “пирамидки”, которые казаки разбрасывали на дороге, собираясь напасть на французский отряд. Вражеские лошади, наступая на острие “пирамидки”, ранили себе копыта, а “безлошадных” французов казаки “рубили в капусту” или брали в плен.
По прозвищу Верблюд
Кто мог тогда подумать, что через сто с лишним лет эти же “пирамидки” будут использовать немцы - против казачьих лошадей, в ходе первой мировой. Эта война, для нас до сих пор остающаяся во многом “terra incognita”, имела своих прославленных героев.
Таким был, к примеру, донской казак Кузьма Крючков по прозвищу Верблюд - реальное лицо, превращённое царскими пропагандистами в карикатурный, лубочный персонаж. Его подвиг был так преувеличен и разукрашен, что стал походить на похождения барона Мюнхгаузена.
4 августа 1914 года 1-я армия российского генерала Ренненкампфа начала наступление, обходя 8-ю германскую. В авангарде шёл 3-й Донской казачий полк. Командир выслал вперёд несколько конных разъездов. Один из таких разъездов (шесть казаков) возглавил приказной (ефрейтор) Кузьма Крючков.
Казачий разъезд благополучно пересёк границу и оказался на территории Восточной Пруссии. У одного из селений казаки обнаружили кавалерийский вражеский дозор из десяти всадников, а затем ещё один, из семнадцати человек.
Немцы не заметили русских конников. Крючков отправил двоих с донесением к командиру полка, а с оставшимися троими решил устроить немцам засаду. Когда те приблизились, казаки обстреляли их из винтовок, после чего бросились в атаку.
Немцы в панике отступили. Казаки догнали их и вчетвером (!) уложили двадцать четыре человека. Только трём немецким конникам удалось спастись, остальные лежали на дороге, убитые или раненые.
“Меня окружили 11 человек...”
Если верить штабным донесениям того времени, сам Крючков описывал тот бой следующим образом:
“Часов в десять утра направились мы от города Кальварии к имению Александрово. Нас было четверо - я и мои товарищи: Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков. Начали подыматься на горку и наткнулись на немецкий разъезд в 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер.
Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увёртываясь от нападения, нам пришлось разъединиться.
Меня окружили одиннадцать человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать.
Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течёт, но сознаю, что раны неважныя. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки.
Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею поодиночке уложил остальных.
В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько нераненных лошадей носились в испуге.
Товарищи мои получили лёгкие раны, я тоже получил шестнадцать ран, но все пустых, так - уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила одиннадцать ран, однако я на ней проехал потом назад шесть вёрст.
Первого августа в Белую Олиту прибыл командующий армией генерал Ренненкампф, который снял с себя георгиевскую ленточку, приколол мне на грудь и поздравил с первым георгиевским крестом...”
Отлежав после боя пять суток в лазарете, Крючков вернулся в полк и получил отпуск на родину.
Без зазрения совести
Через много лет писатель Михаил Шолохов историю Кузьмы Крючкова рассказал иначе:
“А было так: столкнулись на поле смерти люди, ещё не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались, нравственно искалеченные...”
Знаменитый подвиг Крючкова - в описании Шолохова случайность: удирали казаки от немцев, да не вышло, пришлось драться...
“Из этого после сделали подвиг. Крючков, любимец командира сотни, по его реляции получил Георгия. Товарищи его остались в тени. Героя отослали в штаб дивизии, где он слонялся до конца войны, получив остальные три креста за то, что из Петрограда и Москвы на него приезжали смотреть влиятельные дамы и господа офицеры. Дамы ахали, дамы угощали донского казака дорогими папиросами и сладостями, а он вначале порол их тысячным матом, а после, под благотворным влиянием штабных подхалимов в офицерских погонах, сделал из этого доходную профессию: рассказывал о “подвиге”, сгущая краски до черноты, врал без зазрения совести, и дамы восторгались, с восхищением смотрели на рябоватое разбойницкое лицо казака-героя...”
Ну а тогда, в начале войны, подвиг казаков был красочно расписан в патриотических газетах и журналах - а большевики в газете “Искра” преподнесли его совсем с другой стороны. Говоря о том, что подвиг Крючкова - миф, пропагандистская “утка”, призванная пробудить боевой дух у тех, кто назначен “кровавой жертвой империалистической бойни”.
...А потом, как известно, “империалистическая бойня” переросла в гражданскую. Сотник Крючков воевал на стороне белогвардейцев, сформировал партизанский отряд и погиб в бою против красных в августе 1919 года. Однако даже смерть этого человека-легенды была превращена в орудие пропаганды - теперь уже большевистской. Якобы его зарубил лично командарм Семён Будённый.
Ну, а потом появились другие казаки. Сегодня их называют ряжеными. Красивый девиз Платова “Честь дороже жизни” уж точно никакого отношения к ним - не имеет.
Ну а наши “прогулки” - продолжаются.
Д. Якшина