Почему мы так любим милицейские сериалы? В реальной-то жизни любовью к ментам пылают... скажем так... о-о-очень немногие. Хочется “остренького”? Да нет, не только. Скорее - хочется справедливости. Хочется, чтобы появился кто-то похожий на Глеба Жеглова - сильный, дерзкий, непродажный - и хриплым голосом сказал: “Вор должен сидеть в тюрьме... Будет сидеть!!!” Хочется, чтобы ОНИ - все эти сволочи-”отморозки” и их лощеные приспешники из “эшелонов власти” - получили свое. Пусть на экране - но получили. Потому что надоело видеть их сытые довольные морды и сознавать себя “никчемными (с их, естественно, точки зрения) пассажирами”.
Парадоксально, но вполне в духе нашей страны: народной любовью пользуются не менты-буквоеды-законники, трактующие любое сомнение в пользу подозреваемого и скрупулезно подходящие к отбору доказательств - а менты, готовые пойти на все ради святой идеи. К примеру, когда матерого рецидивиста (ныне покойного) Сергея Уварова по прозвищу Карло задержали при обстоятельствах более чем странных общественность не встала горой на защиту Уварова. Наоборот, массовые симпатии были на стороне убоповцев, ловко “упаковавших” криминального авторитета.
(Под Новый год он пошел в гости к своей крестной матери, поздравил, попил чайку и отправился домой. Но, едва переступив порог парадной, услышал, как кто-то его окликнул: “Серега!” Обернулся - и получил мощнейший удар в лицо. Потеряв сознание, рухнул на землю. А когда очнулся, увидел, что лежит на мостовой, а в его правой руке - граната. “Лимонка”. Причем вместо запала из стального корпуса торчит пакетик. А опера, задорно улыбаясь, зачитывают понятым протокол: “...Кроме гранаты марки Ф-1, у гражданина Уварова обнаружен пакет с героином...”)
Наверное, все мы еще не повзрослели. Нам остро не хватает сказок. Это ведь там, в сказочной реальности никого не волнует: надежно ли доказана вина Кощея Бессмертного и не превысил ли Иван-царевич пределов самообороны, срубая головы Чудо-Юде на Калиновом мосту... И есть ли, к примеру, свидетели того, что Соловей - действительно разбойник.
Это там, в сказках, добро и зло легко отличимы друг от друга - как и “свои” от “чужих”, а конфликты решаются не в суде, а в поединке в чистом поле. Вот и тоскуем мы по простоте и брутальности сказочных нравов, и констатируем с горечью: “Не в сказку попали!” И ищем в “crime stories” героев, и радуемся всенепременному торжеству добра в финале.
...История калининградского СОБРа - в каком-то смысле тоже фольклор. Минимум официальной информации, множество слухов - и получались в итоге такие “картинки маслом”, что очевидцы только диву давались, откуда что взялось. Впрочем, собровцы в претензии не были. Любая молва была им на руку: противник боялся.
Собровец Павел Харыбин вспоминает, что иногда на пользу делу приходились... даже драки между сотрудниками.
Однажды он сцепился с коллегой. Тот - поговаривали - “сливал” информацию. Предупреждал ребят из криминальных кругов, к кому сегодня нагрянут с обыском и т.д., т.п. Но слухи к делу не пришьешь, а конкретных поводов разобраться с коллегой вроде бы не было. И тут... с утра была задержана группа подозреваемых. Накануне произошло нападение на тогдашнего начальника налоговой полиции Павла Ильича Пайкина. Чуть ранее была задержана крупная партия сомнительного алкоголя - и Пайкин распорядился груз арестовать. А утром вышел прогулять кота - и в подъезде его встретили два товарища. Которые обработали полицейского бейсбольной битой. Сломали ногу, разбили голову - Пайкин потом лечился почти два месяца.
Естественно, что по этому чрезвычайному происшествию все правоохранительные органы работали зверски. И в режиме строжайшей секретности. Опера вычислили подозрительных типов, доставили в УБОП, допрашивали их до обеда... а вечером в дежурку позвонил коллега Харыбина (назовем только его имя - Коля) и ненавязчиво поинтересовался, не задерживали ли сегодня таких-то сяких-то. А то, мол, родственники волнуются, хотят им сигарет передать, хлеба...
Харыбин был в тот день “дежурной задницей” (было у них такое выражение - начальник дежурного отделения должен принимать в свою смену не только решения за весь УБОП, но и брать на себя всю ответственность). Он вежливо ответил Коле, что никого сегодня не задерживали... А утром на оперативном совещании в кабинете начальника СОБРа доложил о нездоровом интересе своего сослуживца к ситуации, которая его, коллегу, никоим образом не касалась... А через пару-тройку дней Коля обозвал Харыбина стукачом. Харыбин предложил по-мужски разобраться.
В СОБРе поговорить по-мужски было обычным явлением. Мужики крутые, заводные, физически сильные... Если что не так - шли в спортзал и выясняли, кто прав, в боксерских перчатках. Или без перчаток - как условятся.
Коля согласился. Они вышли во двор... Коля - видный мужик, рослый, с благородной сединой в коротко стриженных волосах, в непременном краповом берете - получил удар в глаз. И упал. И чуть под БТР не полез прятаться. А потом накатал на Харыбина рапорт - и тому (делать нечего!) устроили офицерский суд чести. Правда, офицеры больше стебались над жертвой: “Можно вопрос? Вам дали в глаз - а вы в ответ что предприняли? Рапорт?”
Харыбина понизили в должности. С начальника отделения до старшего опера. А польза от всей этой кутерьмы была такая: когда Харыбин вышел с Колей “побеседовать”, во дворе в “бэхе” сидели приглашенные “для разговору” бандиты. Трепались о чем-то, грустили с великого перепоя... И вдруг: оба-на! Один собровец начинает другого окучивать. Бандюки с перепугу аж протрезвели: “Если вы так друг с другом - чё вы тут с нами сделаете?!” И дальше беседа с ними прошла уже в нужной тональности. Смех и грех.
...О знаменитой “бойне в сауне” сам Харыбин распространяется неохотно. Потому что есть в ней некоторые нюансы... про неформальные отношения собровцев с представителями самых разных кругов. В том числе - и с потенциальными клиентами.
Калининград, известно, город маленький. И тот, кто в нем вырос, всенепременно будет иметь знакомых по обе стороны “баррикад”. Да, собственно, баррикад никаких давно нет. Все перемешаны, как в коктейле. И собровцев не раз обвиняли в том, что они кого-то “крышуют”... и помощь посильную оказывают господам-бизнесменам, а те им в ответ - “спонсорскую”... Не зря ведь в народе СОБР расшифровывали по-своему: свободное объединение безбашенных рэкетиров. В шутку, конечно. Любят у нас юмор - черный, как антрацит.
Так или иначе - но сауну на ул. Туркменской до сих пор в Кениге называют “той самой, где мент мужика застрелил”. Принадлежала она Андрею Войкину-Сапециону, бизнесмену, предпочитавшему существовать по “швейцарскому варианту”. В смысле, нейтрально. Ни с кем не враждуя и не принимая ничьей стороны без крайней необходимости.
(Так, некогда Войкин был в дружеских отношениях с Сашей Литовцем. Но... когда настал момент неизбежного выбора, он посчитал, что будет делать мебель и развивать банный комплекс - а Литовец ушел совсем в другую сторону. И путь его, Литовца, закончился мраморным памятником на старом кладбище.)
...В тот роковой день Харыбин оказался в сауне случайно. Где-то недели за две до этого в его красную “Ауди-80”, припаркованную по всем правилам на улице Карла Маркса, въехал “Крайслер”. (Как удалось впоследствии выяснить, принадлежащий Александру Семенюку. Фирмачу-рыботорговцу, владельцу ООО “Парусник и Ко”. Мы о нем недавно писали в связи со скумбрией, “уведенной” им в больших количествах у одного московского предпринимателя.) Машина, смяв “Ауди” всю задницу, скрылась с места происшествия. Две недели Харыбин потратил на то, чтобы установить тачку и поиметь с ее хозяином разговор.
При первой встрече Семенюк пытался отнекиваться: мол, в “Крайслере” в момент аварии был не он, а два его друга-литовца. Но Павел стал допытываться, что за люди, да где оформляли доверенность на машину и т.д., и т.п. Когда же Семенюк запутался в объяснениях, майор-собровец поставил его перед фактом: забирай изувеченную “Ауди” и возвращай ее полную стоимость. $3850. А поскольку Павел Семенюка долго искал и разные люди ему в сем непростом деле помогали, и всех он обещал отблагодарить, то счет фирмачу был предъявлен на пять штук. Баксов, естественно, а не фантиков.
Предприниматель понял, что вляпался по-крупному. Но делать нечего: вина его очевидна, да и не фиг было прятаться. Не по-мужски. За подобные “шуточки” обычно учат. Повезло фирмачу, что на мента нарвался - а сомни он тачку “чисто конкретному пацану”, и зубы пришлось бы в кулак собирать, и “бабки” в пятикратном размере - за моральный ущерб.
Но Семенюк платить не собирался - юлил, переносил встречи, отключал мобильник... От своих людей Харыбин узнал, что горе-водила часто парится в сауне на Туркменской (рядом с улицей Чернышевского). Павел пошел туда же. Он искал “Крайслер”, нужно было его изъять и по закону установить, что в “Ауди” въехала именно эта машина. Опять же, знающие ребята намекнули, что у Войкина есть друг Слава, который гоняет машины из-за бугра и может подсказать, где в Кениге ремонтируют такие крутые тачки, как “Крайслер”.
...Итак, собровец пришел к Войкину. Пообщался с людьми. Потом, когда часа в два-три ночи народу в сауне уже не осталось, Павел, его знакомый Михаил Мусийченко, Войкин и бармен Саша еще сидели... Мусийченко заснул на диванчике, накрывшись простынкой. Харыбин и Войкин разговаривали за жизнь. Павел был уже одет: в брюках, рубашке, тапочках на босу ногу.
Как и всегда, при нем был табельный пистолет “Макаров”. Он его спрятал у Войкина в сейф, а ключ держал у себя, соблюдая таким образом меры безопасности.
Где-то в это же время в сауну приехал Александр Елютин (его фамилию и кличку “Бизон” установить удалось уже потом). С девочкой Катей. Тринадцати лет (самому Елютину было двадцать семь). Мылись они около часа. Потом распахнулась дверь, и из банного отделения пулей вылетела спутница “быка”. Следом вышел Бизон - навеселе, с бутылкой коньяка в руках. “Мужики, кому девчонка нужна?!”
О чем-то он с ней, видимо, не договорился. Бизон приблизился к столу: “Кому налить?”
Видя, что начинается неприятный пьяный базар, Павел Харыбин - который в тот вечер не выпил ни капли - пошел открывать девчонке дверь на улицу. И увидел, что перед ним - натуральный ребенок. Со слезами на глазах. Была бы на ее месте взрослая девушка, он не стал бы встревать: их дела. Сама пришла, значит, знала, куда и зачем. Но ребенок! Павел подумал: ну, нормально! Как он будет выглядеть, если здесь произошло изнасилование несовершеннолетней?
Малышка вся тряслась. Майор представился, чтобы не боялась. Спросил, что случилось. Она сказала, что пропало серебряное кольцо. (Бизон между тем вызывал такси и разговора не слышал.) Харыбин сразу понял, что кольцо не “пропало”. На всякий случай, спросил у девочки, как ее зовут и где она живет. Фамилии она не сказала, но назвала приблизительный адрес - Литовский вал. И тут появился Елютин. И разразился нецензурной бранью. Мол, чего лезешь?! Больше всех надо?!
Тем не менее, прощаясь, небрежно подал руку. И тут собровец заявил: “Кольцо взял ты. Больше некому”. И предъявил удостоверение сотрудника милиции. “Отдай ребенку кольцо и езжай с богом”.
Обычно, когда мент представляется браткам, те не дергаются. По крайней мере, в бане. Зачем им лишние проблемы?! А Елютина чего-то переклинило. Он ударил Павла в челюсть. От неожиданности тот чуть не упал.
- Ты чё, козел?! Я же тебя не бил! Я тебе только сказал...
- Да ты мне та-а-кое сказал!
- Ну что ж, хочешь поиграть - давай поиграем.
Мужики начали драться. Вскоре Елютин понял, что преимущество на стороне майора, хотя он, Бизон, и выше, и крепче телосложением... Бугай стал отходить назад. Но Павел уже не мог остановиться. И дело не только в том, что он, собровец, не мог допустить, чтобы его унизил какой-то там браток-”отморозок”. Необходимо было (из чисто профессиональных соображений) установить, что это за гусь.
- Может, зайдем в помещение, поговорим по-нормальному? - предложил Харыбин. Бизон упорствовал. Пришлось “уговаривать”.
...Бились они уже на улице. Ночь стояла морозная, под ногами снег со льдом. Тапочки Павел потерял, так что ноги и обморозил, и о противника отбил. Наконец Бизона удалось придавить. Спецназовец забрал у него пейджер. Потребовал паспорт. Тот сказал, что паспорта нет. После пары внушительных ударов паспорт обнаружился. Харыбин сказал: “Приходи в сауну, сейчас разберемся. Будешь себя хорошо вести - отпущу. Тебе сегодня просто не повезло”. И снова напомнил, что он - сотрудник управления по борьбе с оргпреступностью.
У Елютина были разбиты губы и нос. Не так, чтобы очень. Обычное дело при драке. Он пробормотал: “Ладно. Сейчас снегом ототрусь - приду”. Павел пошел в сауну. У входа стояли какой-то парень и таксист (неподалеку - “Ауди”-такси).
Как потом оказалось, парень спрашивал Елютина. Но Харыбину было не до того, чтобы прислушиваться. Он просто отодвинул его плечом - дай, мол, пройти. Тот вскипел: “Ты что, крутой очень?! Отодвигаешь!” Майор ответил: “Не крутой, а милиционер”. И пошел дальше. Позвонил на базу СОБРа, объяснил ситуацию. Но - фатальное невезение! - нарвался на “тормознутых” коллег. Которые затянули грустную песню о дефиците бензина. В сердцах Павел рявкнул в трубку: “Если я тут мочить кого-нибудь начну, вам тоже придется за это ответить, потому что я вам звонил!” А сам пошел в туалет - отмачивать и отмывать холодной водой замерзшие ноги.
Закрылся. Но вскоре услышал: что-то там, за дверью, уже началось. Шум, мат-перемат, звон разбитых стекол...
Оказывается, парень, приехавший за Елютиным, стал искать своего кореша. Нашел во дворе. Тот сидел на снегу и приходил в чувство.
- Кто это тебя так?!
- Да тут... мент какой-то.
- Давай его зарежем, - сказал дружок Елютина. Позже выяснилось, что именно он, Сергей Синельников, по кличке Синий или Ондатра, уже судимый, неоднократно подбивал Елютина на разные-всякие пакости. (Бывший курсант военного училища, полубандит-полубизнесмен Елютин судимости еще не имел.)
Друзья спустились вниз, на кухню. Как на грех, именно в тот день Войкин распорядился наточить ножи. Синельников схватил два тесака - у каждого лезвие сантиметров по двадцать. Первое, что сделали “братки” - отрезали телефонный провод, чтобы никто не позвонил в милицию. И начали искать “мента”.
Кинулись к диванчику, на котором прикорнул Мусийченко, сорвали простынку. Клиент спросонья, ничего не понимая (глаза открыл, а перед ним двое с кинжалами!), выругался, начал отбиваться. А у “братков” уже глаза красные, бычьи. “Всех порежем!” Кое-как Мусей отмахался - Войкин на себя ребят отвлек, стал уводить по коридору. Но Елютин все же понял, что ненавистный “мент” моется. Дверь в туалет была закрыта - он начал стучать, ломиться.
...Павел, до которого доносился шум, и представить не мог, что события разворачиваются таким образом. Он все еще приводил себя в порядок - тем более, что на одну ногу не мог наступить, думал, что сломал что-то. Когда дверь распахнулась, первой мыслью было: Войкин. У кого еще может быть ключ? Харыбин обернулся - и увидел Елютина (тот просто вставил нож в замок и вскрыл его, как консервную банку).
- Ну, чё?! - спросил браток.
Отступать Павлу было некуда. Он пытался воззвать к остаткам здравого смысла:
“С ума сошел?! Я же тебе говорил, что я милиционер. На криминал нарываешься!”
Но тот уже ни во что не врубался. Засвистели в воздухе ножи. Что делать?
Вся тактика оборонительной борьбы основана на грамотном “уходе” от противника. Но “уходить” в тесной клетушке некуда... А тесак нацелен в область живота. Другой - вот-вот воткнется в грудь. Пришлось отбивать ножи руками. Одним лезвием Елютин полоснул-таки Павла по лучезапястному суставу - чуть не до середины руки. Кровь хлынула фонтаном.
Собровец с одержимостью смертника кинулся на врага. Молотил и ногами, и руками - в запале почти не чувствуя боли. Сломал один из ножей - и в какой-то момент поскользнулся на своей же крови. Падая, успел ударить Елютина пяткой в пах, но тот его непременно достал бы, если б не Войкин. Хозяин сауны вовремя подскочил, перехватил руку Елютина, сбил его с ног, навалился, но не бил, а пытался успокоить: “Тихо, тихо, всё”.
Но подскочил Синельников. И пустой бутылкой из-под пива попытался ударить Войкина по голове. Обливающийся кровью милиционер вскочил, плечом сбил Синего, опрокинул на шкафчик. Дрался только левой рукой - правая была “выключена”. Бандит попал ему бутылкой в висок. Потом ударил ее об угол шкафчика и “розочкой” нацелился пропороть живот. Майор увернулся - “розочкой” его резануло в подмышечную впадину. Неглубоко. Павел - рысью - ринулся через коридор в сторону стойки бара. Открыл сейф, где лежал пистолет. Успел выхватить из кобуры, передернул затвор - послал патрон в патронник, обернулся - “отмороженные” уже здесь. Синельников уже возле бара, Елютин еще бежит...
- Я вам говорил, что я милиционер. Сейчас буду стрелять! - Павел сделал последнее предупреждение.
Но кровь пьянит. Елютин прыгнул через барную стойку. Павел трижды выстрелил в потолок.
- Стоять, милиция!
Елютин пригнулся, скатился вниз, затих. В следующий момент на Харыбина кинулся Синельников, схватился за “ствол”. Павел выстрелил, попал Синему в левую руку. По касательной парню задело живот - он упал. Но тут, как в фильме ужасов, из-за стойки выскочил Елютин с ножом. Ему Павел выстрелил прямо в голову. Дважды, не целясь. Одна пуля пролетела мимо, другая попала в висок - вышла через лоб.
(Удивительно, но Бизон жил еще три дня. Войкин вспоминает: когда все закончилось, он подошел к залитому кровью “трупу” - так он думал - и поразился: тот, с дырой во лбу, еще дышал.)
Когда Елютин рухнул на пол, опять поднялся Синельников. Бандит резко выбросил руку вперед, пытаясь ударить “розочкой” в горло майора. Павел отшатнулся и последним, восьмым, патроном выстрелил ему в грудь. Синий упал.
Откуда-то возник Мусийченко, ни жив, ни мертв. Голый. Искал свою одежду. И он, и Войкин понимали: если братки убьют Харыбина, конец всем. Свидетелей в таких случаях не оставляют. Счастье еще, что Павел в момент заварушки оказался одетым. Иначе - адью. Голый человек - психологически незащищенный. Зарезали бы как овцу.
...Войкин и бармен Саша ходили вдоль забора, отчаянно матерясь. Двадцать минут не могли дозвониться до милиции. Номер “02” не отвечал. Видно, дежурные спали. Майор-собровец пролетел мимо них с еще горячим, дымящимся “стволом”. Босиком - в Центральный отдел милиции. Вдруг тронулась с места “Ауди” - и он вспомнил, что на этом такси приехал Синельников. Павел прыгнул в машину. Там - девушка, которая была вместе с Синим, и девочка Катя. Та, из-за которой все и началось.
- Ты должна пойти со мной в милицию и рассказать все, как было, - сказал ей Харыбин. - Я из-за тебя двоих завалил.
- Я боюсь, - девочка ударилась в слезы.
Подъехали к Центральному райотделу. Павел начал ломиться в дверь. Ночь. Он - в гражданке, в крови, с пистолетом.
Дежурный в ужасе заорал: “Стой? Куда?!”
- Открывай быстрее, я из СОБРа!
Кое-как дверь открылась. Потом дежурный долго не мог наложить жгут (кровь все время так и хлестала из правой руки, Павел потерял ее литра полтора). Вызвали из соседнего вытрезвителя какую-то бабулю-медичку. Она заматывала Павлу руку полотенцем, а кровь все равно сочилась, и глаза застилало пеленой. Единственное, на что хватило Павла - когда приехала “Скорая”, он потребовал, чтобы его везли в госпиталь Саулькина, где СОБРовцев были обязаны лечить по заключенному между ведомствами договору.
Потом было много чего: Харыбина оперировали, Елютин умер в больнице скорой помощи. Синельников, которого по недосмотру поместили в обычную палату областной больницы, бежал. Харыбин, едва выписавшись из госпиталя, начал поиски и Синего, и девчонки - свидетельницы. Синего удалось задержать с четвертой попытки. Девчонку Харыбин вычислил, и она дала показания. Так что было официально признано, что действовал собровец в соответствии с законом “О милиции”. Хотя начальство нет-нет и шпыняло Павла: “Ты человека убил!” А тот отвечал бессмертной фразой капитана Жеглова: “Я убил бандита!”
Д. Якшина
(Окончание следует)