Сегодня мы продолжаем нашу “сагу” о тех, кто когда-то с полным основанием утверждал: “Вор должен сидеть в тюрьме”. А убийца - тем паче.
Калининградец Виталий Викторович Носков проработал в уголовном розыске 26 лет.
Драка на танцах
- А пришел я в органы, - говорит Виталий Викторович, - своеобразно. Срочную я служил в погранвойсках в Калининградской области, в посёлке Железнодорожном, в 95-м Кёнигсбергском погран-отряде. Демобилизовался, вернулся на родной завод в Нижнем Новгороде (я был слесарем-сверловщиком III разряда). И надо же - буквально через неделю на танцах случилась драка. “Блатные” (местная шпана, в том числе судимые прежде) - против заводских. Я, естественно, своих поддержал.
А от милиции не скрывался, хотя вполне мог убежать: я был кандидатом в мастера спорта по лёгкой атлетике. Но нас ведь в погранвойсках учили: мы, пограничники, защищаем внешние рубежи, а братья-милиционеры - внутренние. А эти самые “братья” меня сгребли со всеми до кучи - и в “клоповник”. А один “брат” при задержании меня дубиной ошелопутил. Я от неожиданности ему - в пятак. Он с ног брык, я бежать - и тут из-за угла выруливают дружинники. Человек пятнадцать, крепкие такие ребята, работяги. Я в них прямо врезался.
Повязали меня, в “стакан” сунули, привозят в отделение. Там заводят меня в комнату. Подозрительную какую-то.... Стол к полу привинчен, стульев нет, у двери - мент стоит с дубьём. Старшина милиции меня встречает, пропитой весь, и с порога бьёт кулаком в лицо. Я впиливаюсь в стенку. Вижу: второй удар пошёл, уворачиваюсь, перехватываю руку - и слева (я левша) даю в переносицу. Разбил старшине физиономию в кровь.
Тут второй мент шуганулся, позвал на помощь, прибежало несколько человек... и начали меня рихтовать. Всю одежду (мать после армии купила, новёхонькую) порвали в клочья. Да, думаю, видать, не родные вы “братья”...
Стукачи в камере
- Закинули меня в камеру. А я назвался чужим именем и фамилией. Чтобы мать не огорчать. Менты пробили: не тот, за кого себя выдаю. Стали допытываться: кто, откуда, что за странная птица... Стукачей ко мне подсаживали: то старичков, то зэков... Потом определили в общую камеру. И там я встретил своих корефанов: в детстве, в школе общались. Я ведь на улице рос, мать меня одна воспитывала. Всегда со старшими водился. В карты играл, наколки читал, по фене ботал... Пацаны меня уважали: я был хорошим “переговорщиком”, любые конфликты улаживал без драки.
В общем, пока я в армии служил, эти мои корефаны уже отсидеть успели... Обрадовались они мне. Они ведь знали уже, что я такой борзый: двух ментов поколотил и ушёл в несознанку. Стали меня учить своим правилам: мол, красный цвет - ментовский цвет, сало-масло есть западло, колбаса на хрен похожа... Ты наш кореш, мы ксиву на зону зашлем и т.д., и т.п. А я думаю: не-е-ет, ребята, что-то мне с вами не по пути... Не мой образ жизни. Я вообще ведь собирался из погранвойск в Киевскую школу КГБ поступать, но вызов поздно пришёл...
А тут - светит мне статья по “хулиганке” ни за что! (те, кто на танцах реально дрался, меня пускают “паровозом”). И вот как-то раз вели меня из камеры в дежурку. Человека четыре. Смотрю - боковая дверь открыта, а за ней явно улица. Пока конвоиры возились с дверью в дежурку, я и сквозанул. А оказалось - там не улица, а прогулочный дворик. И с другого конца на меня псина несется, здоровая, натасканная на зэковский запах... Еле успел заскочить обратно.
Конвоир спрашивает так подозрительно: “Ты чего тут суетишься?” В дежурку заводят - и там дверь ОТКРЫТАЯ. Я рванул - и наткнулся на входящую опергруппу. Взяли. Говорят: “Ну, борзой! Ну, наглый! Таких у нас ещё не было; где-то он, видать, крепенько наследил, если так в бега ломится...”
- Сижу, впереди - неизвестность, но очень похоже на конкретный срок. А через несколько дней вызывают меня к начальнику милиции. Ведут, за руки держат (наручников в то время было мало, только осужденных в них этапировали). Сидит начальник отдела милиции. Седой, красивый. Полковник. А на столе - моя перчатка лежит (у меня её во время драки с руки содрали; я знал, что ребята найдут и матери скажут. А она поможет). А ещё весь стол усыпан моими грамотами, медалями - за спортивные успехи, за погранслужбу... И мамочка сидит в кабинете. Полковник мне говорит:
- Ну, заходи, рассказывай.
Зашёл. Рассказал.
- Да-а, - вздохнул полковник. - Нечего сказать, приобрел ты определённые навыки... Наворотил на уголовную статью, и друзья у тебя атас, но... мать твою мы хорошо знаем. Так что сейчас мы тебя отпускаем, но каждый твой шаг будет под контролем.
Оказывается, он был одноклассником матери, ухаживал за ней. Полез однажды целоваться, а она ему рубашку порвала, хорошую, белую. В общем, отнесся он ко мне неформально. А иначе - мотать бы мне срок!
...А под Новый год - опять драка на танцах. Я местных авторитетов побил, один на один. Но милиции дожидаться не стал. А на следующий день в цеху работаю, вижу - милиция приехала. “Уазик” со знакомым “стаканом”. Я спрятался, дверочку себе на всякий случай приоткрыл... Чувствую: меня спрашивают! И тут начальник цеха выходит. Работу остановил. Мол, замполит пришёл из городского отдела милиции хочет поговорить с трудовым коллективом.
Замполит спрашивает: “Есть у вас такой-то?”
- Да!
- Как вы его оцениваете?
- О-о, спортсмен... план даёт... песни поёт... рисует...
- Хотим его взять (я уже ногу занёс: не успеете!)... на работу в милицию.
Они, оказывается, уже запросили на меня характеристику с места службы, и ответ пришёл из школы КГБ, мол, готовы взять на обучение...
Первое убийство
- В общем, по направлению трудового коллектива и ходатайству комсомольской организации пошёл я работать в милицию. Сначала - в спецкомендатуру. Это где зэки-”химики” (осужденные условно с направлением на стройки народного хозяйства) жили под охраной в общежитии... Зэки меня уважали: за базар я отвечал, делал поблажки в пределах разумного (ну там... с девушкой кому-то надо встретиться или родители в гости приехали). Там я раскрыл первое убийство.
...Поздно вечером забегает паренёк лет семнадцати, в крови, с диким воплем: “Друга убили!”
Дежурный по комендатуре стал звонить 02. А я побежал, куда показывал парень. Вижу: на теннисном столе лежит молоденький парнишка, живот у него распорот, видно, что кончается.
- Кто?!
- Двое, бухие, в лес ушли.
Я - следом. Вычислил их благодаря пограничным навыкам. Перед лесом было общежитие строителей. Я рванул туда: они толкаются у центрального входа. Лампочка над дверью болтается... Я сзади подкрался и, типа веселым голосом, говорю: “Заходи, ребята, дверь открыта”. И впихиваю обоих в общагу. А там уже ору: “Стоять! Не двигаться!”
Один мужик дёрнулся - я его загасил. Второй сам успокоился. Гляжу - оба в крови. Они, короче. Так и оказалось: братья Сидоровы беспричинно, по пьянке, прицепились к хорошему пареньку... слово за слово... и убили.
...Сразу после того, как я задержал убийц, меня направили на учебу. Вариантов было несколько, в том числе и Калининград. Его я и выбрал. Мне нравился этот город...
Ядерный коктейль
- Калининградскую школу милиции я окончил в 1978 году. Преподаватели были у нас просто исключительные - не “парниковые”, не из тех, кто за всю жизнь преступника не видел, а спецы, практики: Богданов, Касаткин, Ефименко, Китченко, Салихов... 
За полгода до выпуска начиналась специализация. А потом в характеристике указывалось, кто к чему больше приспособлен. Если ты неспешный, умеющий с бабушками разговаривать, деревенского склада - участковый. Быстрый, аналитик, печатаешь ловко, любишь комфорт - следователь... Гибадуллин у нас такой был - только что не спал в кирзовых сапогах и с портупеей, на дороге дневал и ночевал, гаишникам помогал - а главное, водителям. Сам в машине всё мог отремонтировать. Понятно, прирождённый гаишник.
А если ты физически крепкий, контактный, борзый - сыщик.
...Я распределился на Сахалин, хотя имел право выбора и мог поехать туда, где уютней. Меня однокурсник при ребятах подколол: мол, на блатное место буду проситься. А я ему ответил: нет, трудностей не боюсь.
В Южно-Сахалинске тогда была специфическая атмосфера. С одной стороны, там бывшая каторга, ссылка... контингент ещё тот. С другой - стали развиваться рыбная промышленность, золотодобыча, нефтепромысел, добыча угля... Пошёл приток кадров - рабочих, интеллигенции. И всё это вместе составляло ядерный коктейль.
За неделю я там раскрыл три преступления (грабёж - мужика треснули по башке возле вокзала и забрали шапку - оказалось, другие мужики пили в гостинице, выбросили в окно бутылку шампанского, этому случайно попало по голове, он упал без сознания, а шапку “подрезали” местные пацанята; кражу мотоцикла и квартирную кражу).
Бухта Терпения
- Но в Южно-Сахалинске меня не оставили - я на комиссии тоже заявил, что тёплых мест не ищу. И направили меня в Поронайск, что в бухте Терпение. В уголовный розыск. Район был “горячим”: банк, рынок, вокзалы, речка Черная, лодочные гаражи - объект постоянных посягательств, т.к. люди хранили там охотничьи ружья. Дали мне три дня: “Ищи жильё, знакомься с участком”.
Я устроился в гостинице. Взял главное оружие сыщика - записную книжку и ручку - и пошёл “прочесывать” участок. Переписал все клички со стен, обошёл местных бабушек, в школы наведался - расшифровал клички, собрал сведения... преступник ведь всегда оставляет след, он хочет обозначиться - так кобель ставит метку на заборе. Мол, моя территория... Прихожу в отдел. “Старики” посмеиваются:
- Ну, чё, молодой? Куда лапти кинешь? Пока ты гулял, ряд преступлений совершён. Когда раскрывать будем?
- Поработаю ещё пару дней, ещё два дошибу. Три я уже раскрыл.
Тут “старики” прямо заржали:
- Га-га-га-га!..
А я книжечку достаю: “Эту хату - Тяпа бомбанул...” (и выдаю весь расклад, с кличками, фамилиями и адресами).
Пауза. Потом кто-то из “стариков” говорит: “Ты чё, рекорды ставишь? Ну, видать, дело пойдет...”
“Глухарь” в сопках
- Первое убийство, которое я раскрыл в Паранайске, до меня уже месяца три считалось “глухарём”.
В сопках был найден закиданный ельником труп старшеклассника Муханова с огнестрельным ранением в сердце. Выстрел был произведён из ружья... в упор. Парень был без ботинок, без верхней одежды, завернутый в покрывало. Я начал, как учили в милицейской школе, - с ноля. Родственники убитого, друзья... где учился, с кем общался. Ясно ведь, что убили его в квартире.
Я внимательно изучил заключение судмедэксперта: тело, ещё теплое, перевозили на каком-то транспорте. А вскоре “вычислил” я и квартиру: соседи слышали хлопок. А потом пацана из этой квартиры я прихватил на краже мотоцикла - и через внутрикамерную разработку “вышел” на тему убийства.
Ситуация оказалась проста и трагична: отец этого пацана, водитель крана честный работяга, повесил на стене заряженное ружье. Мальчишки - хорошие друзья - баловались, сын хозяина квартиры в шутку навёл ружье на товарища и нажал на спусковой крючок. И убил наповал. Чтобы спасти сына, отец ночью вывез труп на площадке крана - в сопки. В суде он плакал. Но... статьи, позволяющей не свидетельствовать против близкого родственника, в УК тогда не было. Осудили обоих: и отца и сына.
...Через месяц я получил значок “Отличник советской милиции”, через три месяца стал старшим оперуполномоченным (это - капитанская должность).
“Буду брать живым!”
- На Сахалине я проработал одиннадцать лет. Много было раскрытых преступлений. Иногда зверь бежал прямо на ловца... Так, ночью мы шли с участковым. (От товарища из ОБХСС я получил информацию, что на прибывшем в порт сейнере имеется левый товар. Пятьдесят бочонков браконьерской красной икры. Надо было задержать тех, кто будет её выносить.)
От городского отдела милиции со стороны моря прошли два пьяных мужика. А вслед за ними от ресторана - парень с девчонкой. И вдруг - парень с девчонкой побежали в обратную сторону. Мы - туда, где мужики. Смотрим - один лежит, другой шуганулся. А темень!.. Прямо скажем, не Хоккайдо, который светится так, что с Сахалина видать... В общем, на мужиков кто-то сзади напал. Одного ударили, он захрипел, рухнул. Приятель его ничего не понял, стал поднимать, хвать рукой за шею - а рука липкая и в крови.
...Участкового я оставил охранять место преступления, мужика (уцелевшего) погнал в отдел милиции - сообщить о случившемся, а сам - за парнем. Тень его вдали мелькнула (благо, окна школы светились). Догоняю. Парень всё ещё с девчонкой. Спрашивает:
- Чё надо?!
- Личность уточнить.
- Не подходи! - и слышу щелчок. Это он лезвие у ножа “выкинул”.
- Брось нож, - говорю. - Буду стрелять!
И делаю предупредительный выстрел вверх. (А в это время участковый уже ко мне подбежал, у трупа остались вызванные сотрудники милиции.) Парень резко прыгает на меня с ножом. Участковый стреляет, девчонка визжит, парень прёт на меня с ножом, отступать мне некуда, сзади - стенка. Я вскидываю руку, целюсь... памятуя слова своего коллеги-опера Ермака, который, обороняясь, ранил преступника и потом чуть сам не сел. (Ермак с тех пор утверждал: “Если уверен, что надо стрелять, целься по черепушке. Вали наповал - иначе тебя же посадят!”) Я прицеливаюсь - но тут за парнем что-то мелькает. Вижу: два мента, теперь не уйдёт преступник. И кричу ему: “Буду брать живым!” Пистолет за пояс - и на него. Он - за сарай, в болото...
“Ты почему не стрелял?”
- Я обошёл наперерез. Затих, жду. Чую, шевельнулся он возле сарая. И точно - он вскакивает, с ножом, с воплем, как самурай - и на меня. Бью его ногой в живот. Он отлетел - и снова. Я схватил брус (рядом какой-то валялся) и пошёл на таран, долблю его в грудину. А он ножом машет - аж стружки с бруса летят! Сунул я ещё раз, изловчился, нож выбил ногой; менты подбежали, повязали парня, а я с головой нырк в болото - за ножом, за вещественным доказательством! Достал!
(Забавно, но потом, когда проводились следственные действия, я этот брус даже поднять не смог! Он там так и валялся... Вот такая в экстремальной ситуации произошла активизация человеческих возможностей - поистине неограниченных!)
Парня - в отдел, бросили его в дежурке.
Сажусь писать рапорт, пистолет сдаю дежурному. Пишу: “Израсходовал два патрона”. А дежурный говорит: “Один!”
- Да ну? - и тут я вспоминаю, что верно: стрелял-то я всего один раз. Переписываю рапорт... старый - выбрасываю в корзинку для бумаг. А наутро меня вызывают в прокуратуру. У нас начальником следственного отдела был такой Иглин, я у его дружка посадил сыночка за убийство. Иглин меня прямо возненавидел. А у него жена - судья, в прокуратуре - связи... Он и попросил прокурорских работничков: мол, поставьте опера Носкова на уши, а то он тут всех заколебал.
Короче, изъяли у меня служебное удостоверение, возбуждают уголовное дело. Типа, за бездействие.
Неходовая, конечно, статья, но при горячем желании - её использовать можно. По формальным признакам. “Ты, - говорят, - механизм, тебя государство учило, средства в тебя вкладывало... Ты должен был не ждать, пока тебя ножом зарежут, а стрелять на поражение! Почему не стрелял?”
- Морально, - отвечаю, - я был готов стрелять на поражение, но не видел необходимости убивать подозреваемого, когда уже подоспела подмога.
- Ой, какой ты хитрый! - отвечает мне следак из прокуратуры. - Ну и как я твое “морально” к делу подошью?
И тут я вспомнил про первый вариант своего рапорта.
- Подошьёшь, - говорю. - Если только мусор из корзинки не выбросили.
...Русская беcхозяйственность меня спасла: мусор всё ещё оставался в корзине и скомканный рапорт - там же.
Следак аж взвыл: “Ну, ты, бл...ь, хитрый, вертишься!”
Но рапорт подтвердил, что моя психологическая готовность стрелять на поражение была такой сильной, что я сам был уверен, что произвёл два выстрела. Дело в отношении меня прекратили.
О. Николаева
(Продолжение следует)