Сегодня мы продолжаем “сагу” о милицейских буднях.
...Когда-то в СССР любили смотреть “Следствие ведут знатоки”. Или “Петровку, 38”. Или там...”Два билета на дневной сеанс” (про “Место встречи...” я уже и не говорю). Любили смотреть ещё и потому, что фильмы эти не воспринимались как “В гостях у сказки”. Не по форме - по сути. Да, наверное, в жизни оперативник и выглядел совсем не как в кино, и подбородок его не был столь безукоризненно выбрит, и разговаривал он со своим “контингентом”... гм... без особых изысков. (Это, знаете ли, как в анекдоте: “На одного человека, употребляющего в речи слово “отнюдь”, приходится девять, предпочитающих “ни хера”.)
Афера на одной ноге
Но... было что-то общее между чистеньким и сугубо положительным экранным героем - и реальным его прототипом. Может быть, ИДЕЯ? Желание очистить мир от скверны, восстановить справедливость, спасти, уберечь, защитить?.. И воспоминания оперативника с 26-летним стажем Виталия Носкова это лишний раз подтверждают.
Кстати, за всё время (мы публикуем уже третье интервью) Носков НИ РАЗУ не назвал потерпевшего “терпилой”. Потому что для него пострадавший от рук преступника - не абстрактный субъект, самим фактом своего существования причиняющий сотрудникам милиции ненужное беспокойство, а человек, попавший в беду - в чём, кстати, нет ничего унизительного. Потому что беда может случиться с каждым. “Терпила”, “лох” - это ведь слова из бандитского лексикона. И значение у них вполне определенное - “тот, кто сам виноват”. Типа, подставился. А попробуй-ка тут не “подставиться”?
- Та-акие монстры в уголовном мире попадались! - говорит Виталий Носков. - Был Канискин Олег по кличке Афера. Умный, хитрый, дерзкий. Мозговой центр! На одной из разборок ему отстрелили ногу - выше колена. Мы все в угро вздохнули с облегчением: отбегался, мол, Афера. Обрубок, инвалид, кончилась его “карьера”... Ага! Щас! Ещё хуже стало. Его ребята прямо подметки на ходу рвали: разбои, грабежи, кражи... Почту взяли! Деньги, бандероли, ценные письма - всё унесли.
Да он и сам резвился. Мужики ограбленные рассказывали: выходят они из кабака, навстречу какой-то хромой телепается на костылях. И вдруг - опираясь на костыли, здоровой ногой бьёт в челюсть. Наглушняк. Хлеще братьев Кличко вырубал. Мгновенно.
...Был Афера замкнутым, нелюдимым. Знал единственную любовь - к собаке. У него была огромная псина, с примесью волчьей крови. Глотку запросто могла перегрызть кому угодно... На собаке-то он и “попалился”. Когда его ребята начали “серийно” взламывать гаражи, на месте происшествия обнаруживались характерные следы: круглая вмятина от деревяшки (так что сразу вспоминался Сильвер из “Острова сокровищ”), а рядом - отпечаток здоровенной собачьей лапы...
Через агентов я узнал, что Канискин собирается ограбить банк. Теоретически, его можно было бы взять с поличным: он весь обложен был со всех сторон, у него на притоне моих агентов собиралось больше, чем настоящих преступников. Но... Скорее всего, не обошлось бы без крови.
Поэтому Аферу арестовали за ограбление почты. Его посадили, а собака вроде бы дома ждала...
“Он тебе дышит прямо в лицо...”
- А тут ещё был рецидивист Борис Долгушин. Крупный, сильный, весь в шрамах, но, как сказали бы сегодня, с харизмой. Авторитет безусловный - и в криминальных кругах, и среди местного населения (боялись его, как огня). Он руководил преступной группировкой, но сам на дело ходил редко. Шуршали “быки” и “торпеды”, а его личное участие превращалось в некий “мастер-класс”, когда он образцово-показательно своих бойцов “натаскивал”.
В его окружение я внедрил свою агентессу Венеру. Красивая была лялька. Элитная проститутка, работала в гостиницах, ресторанах и “специализировалась” на контрабандистах и фарцовщиках. Я её “подвёл” под Долгушина, внушив ей мысль, что по местным меркам он - VIP. И вот однажды она мне рассказывает: “Знаешь, Виталий, сегодня был самый “писк” твоей агентурной работы...”
Оказывается, Долгушин ей подарил бриллиантовое колье. Надел на шею, потом уволок ляльку в коечку, да только видит Венера: что-то не так с мужиком. Огня не чувствуется. Слабость какая-то непривычная в чреслах.
- Что с тобой сегодня? - спрашивает Венера. А он ей грустно так отвечает: “Наверное, скоро сяду. Такое впечатление, что мне Виталий в затылок дышит”.
Венера еле сдержалась, чтобы не брякнуть: “Ошибаешься, он тебе уже прямо в лицо дышит!” - и от этой мысли кончила. Редкой силы получила оргазм. Несмотря на всю мужскую “некондицию” Долгушина.
...Был ещё один интересный персонаж: Саша Солук. Возглавлял несколько преступных группировок. Однажды собрались бандиты у него на хате. Ну и, натурально, мой человек среди них затесался.
Разговаривают, обсуждают ситуацию... Мол, что-то преступный мир стал сдавать позиции, недосчитываемся-де бойцов, подсаживают наших братанов... А у Саши - моя фотография, из газеты вырезанная. Он в неё пальцем тычет и говорит: “Языком лишнего не трепите, он все контролирует”. Тут народ на дыбы.
- А чё, да он заколебал! Давай его на перо поставим!
(Агент мой только матерился про себя: “Бл...ь, неужели шефа замочат?!”)
Саша спрашивает:
- Носков когда-нибудь бабки брал?
- Нет.
- Обязательства давал и не выполнил?
- Нет.
- Отнесся к кому-то из наших не по-человечески?
- Нет.
- Так за что “на перо”? Его задача - ловить, ваше дело - не попадаться. Работайте лучше!..
...Что ж, были у Саши свои понятия.
Пистолет за унитазом
- А как-то на 9 Мая приключился на Сахалине настоящий переполох. Я уже был “важняком”. Поступает сигнал: в Корсакове - неизвестные напали на постового милиционера, избили, порезали, отобрали пистолет. Мчусь в Корсаков. Сами понимаете: ЧП. В портовом городе, в День Победы, преступники завладели огнестрельным оружием... А что, если это политический акт? Доклад пошёл об инциденте в Москву, все на взводе: раскрыть преступление надо немедленно.
Смотрю я на потерпевшего. Молодой парень, сержант, в милицию пришёл работать после армии. Высокий, статный, холёный... На щеке - даже не шрам, а так... царапина. Полоска. Причем очень красивая, аккуратненькая такая, точно в кино. Начинаю его допрашивать.
- Где всё произошло?
- Я обходил вверенный мне участок, услышал крик о помощи в подвале, побежал туда, мне по голове - тук, сознание потерял, очнулся - пистолета нет.
- Ладно. Показывай, где этот подвал.
Он показал. Лезу вниз. А там - многомесячный слой пыли, толстенный слой высохших фекалий (видимо, подвал был затоплен канализационными стоками, а потом его высушили) - так что нога на полу проваливается. И НИ ОДНОГО СЛЕДА! Ни борьбы, ни просто обуви. А у сержанта, кстати, форма чистенькая... Пятен крови в подвале тоже не обнаружилось. В общем, если нападение и произошло, то явно где-то в другом месте. Начинаю парня спрашивать: “Ты с кем дружишь?” Он мнётся.
- Девушка есть?
Молчит.
А сослуживцы его мне сказали, что девчонка - есть, он её все время с собой на пост таскает. Через родителей сержанта выхожу на девчонку. Она говорит: “Мы поссорились”. Он начал ею командовать, а она его почти открытым текстом послала.
Я парня - в оборот. “Поплыл” он. И признался: нападение на себя он решил инсценировать, чтобы она прониклась, пожалела “жертву борьбы с бандитизмом”, может, испугалась бы за него. Ножом резать себе лицо он побоялся - заострил спичку и минут пятнадцать расцарапывал щеку, чтоб получился красивый шрам. А пистолет спрятал в отделении милиции за унитазом.
В общем, громкое (“политическое”!) дело обернулось пшиком. Парня из милиции турнули, но сажать не стали.
Внук командарма
- За всю свою жизнь я только один раз, раскрыв преступление, утаил от правосудия преступника.
Однажды нас всех собрали в Южно-Сахалинск на оперативное совещание - подведение итогов за девять месяцев.
Показатели у нас были хорошие, так что на совещании нас похвалили, а возвращаемся: ба-атюшки святы! Обчистили квартиру у внука командарма Плиева. В центре города, в соседнем со мной подъезде! Скандал. Лично мне вызов!
Слава Плиев - парень был неплохой, работал заместителем начальника колонии строгого режима.
Жил на первом этаже. Забрались к нему через окно (подставили строительные козлы), а вышли из квартиры через дверь, которую за собой аккуратненько захлопнули. Хату “помыли” конкретно. Золото, шапки из соболя и чернобурки, кожаные куртки, пальто, хрусталь - всё взяли. Нарды, витые столики, кинжалы, картину “Охотники на привале” в натуральную величину в виде горельефа (зэки-умельцы рубили)... - у внука командарма имелось чем поживиться.
Начинаем работать. Версии были разные: зэки отомстили? Местные воры порезвились? Но имелось одно обстоятельство: в квартире орудовал тот, кто хорошо знал где чего лежит. Опять же: окно было приоткрыто заранее, т.е. вор имел возможность это сделать. А важный дядя, внук командарма, абы кого в свой дом не приводил. И в квартире посторонних отпечатков пальцев не выявлено. Следов того, что кто-то работал в перчатках - тоже. Только на клумбе под окном - оттиск, оставленный подошвой с очень необычным рисунком. Явно импортная обувь.
Мне этот отпечаток аж снился! Сколько раз я его своим агентам рисовал: мол, только найдите, у кого такая обувь - сразу “медаль за город Будапешт” даю!..
Деточкин
- А у нас в милиции был такой Миша, капитан, из интеллигентной семьи, оба родителя - преподаватели вуза, очень одаренный следователь. (Когда в городе завёлся маньяк, я его прихватил и передал Мише с двенадцатью раскрытыми изнасилованиями и сексуальными домогательствами в извращенной форме. А Миша из маньяка “вытряхнул” ещё пять эпизодов! Доказали - пятнадцать.)
И вот сидим мы в кабинете начальника, забегает Миша, сел - а меня точно током шибануло. Я смотрю на пол: отпечатки! Те самые. Я перевожу взгляд на Мишу... Он потом сказал: “Я понял - мне пи...ец”. Он на меня тоже смотрит, умоляюще: “Не сдавай! Только не сдавай!” Я лихорадочно соображаю: так, он - друг Плиева, в квартире бывал, шпингалет на форточке вполне мог открыть заранее, знал, что сотрудники угрозыска уезжают на совещание и что опрос свидетелей начнётся через неделю...
А речь заходит об этой самой краже. Миша сидит сам не свой. А я говорю: “Есть у меня определенные соображения. Есть перспектива раскрытия, но есть и специфические нюансы”.
...После совещания я молча иду в свой кабинет. Через секунду рисуется Миша.
- Не губи! Христом Богом прошу! - и на колени встаёт.
- Ты что? Какого... чёрта ты это сделал? - спрашиваю.
- Обидно стало, - отвечает. - Я колгочусь, ломаюсь, ни выходных, ни отпуска нормального, ни зар-платы, ни х...я. А он ни х...я не делает - и всё у него зашибись! Соболя, чернобурки, хрусталь... Я и забрал. И выбросил всё к чёртовой матери. (Я потом проверил. Действительно, нашлись в месте, которое Миша показал, разбитые хрустальные вазы. То ли он их по пути случайно расколотил, то ли и впрямь выбросил... - В.Н.) А знаешь, что самое паскудное? Я к нему через месяц пришёл, а у него опять соболя-хрустали-дуб-ясень...
Крепко я подумал.
С одной стороны, преступник - вот он. С другой... прикинул я, сколько он всего хорошего сделал, сколько преступлений раскрыл... - и говорю:
- Вот что, Деточкин хренов, даю тебе двадцать четыре часа. Сваливай. Чтоб через сутки от тебя здесь даже запаха не осталось!
...Назавтра его уже не было. Написал рапорт, уехал, увольняли его уже задним числом. Преступление это так и осталось “глухарём”. А лет через десять мой сосед встретил Мишу в Москве. Тот защитил кандидатскую диссертацию, таким стал мэтром, суперспециалистом, преподавал право в одном из столичных вузов... а соседу моему сказал: “Виталий меня к жизни вернул. И я теперь готовлю бойцов, похожих на него”.
“Трусы в крапинку”
- А то ещё была сильнейшая операция - “Трусы в крапинку”.
Приходит дама лет тридцати, мать-одиночка, всё при ней... Кровь с молоком! И жалуется: трусики у неё бомбанули, красные в белую крапинку, на верёвке сушились... Требует она найти и покарать преступника, а ей вернуть умыкнутое интимное белье.
Я пробежался по двору. Соседи офигели: “Да мало ли у нас трусов на верёвках болтается!”
В общем, ни трусов, ни злоумышленника. Конечно, я отказал в возбуждении уголовного дела - за малозначительностью причиненного ущерба. А дамочка всё ходит:
- Нашли?
- Я что, - спрашиваю, - к каждой девчонке в городе должен подходить и платье задирать? Дескать, нет ли на вас “невыразимых” в крапинку? Я-то не против, но боюсь, поймут неправильно.
А она ходит! И понимаю я, что дело - с явным сексуальным уклоном. А значит, для убеждения озабоченной дамочки, которая своими трусами в крапинку портит нам всю картину раскрываемости преступлений, нужен неординарный аргумент. Был у меня такой “аргумент” - участковый Боря. Высокий, кареглазый, фигура справная, волосы вьются...
- Боря, - говорю, - есть задание - офигеть!
- Ну-у, - отвечает Боря, - командир! Мне чё, опять ночь не спать?
- Возможно, и не спать. Но ты справишься. Сейчас лялька одна подойдёт, я тебя в засаду к ней на всю ночь отправлю. А то, понимаешь, налёты... Трусы пропадают!
Приходит дамочка. Боря на неё посмотрел.
- Командир, - говорит, - я согласен!
- Так я ещё задание не дал!
- Ничего, - салютует, - всё будет сделано!
- В общем, Боря, надо заявление похерить. Чтоб она сама его забрала и от дальнейших претензий отказалась.
- Похерю! - кричит. И рысью бежит “в засаду”.
А он, между прочим, женат. И супруга у него - следователь, а тесть - начальник ОБХСС. Вот они и интересуются: “Ты куда нашего Бориса на ночь отправил?”
- В засаду.
- А почему одного?
- Ну... пока так. А потом, может, я и сам подойду.
Морячок-фетишист
- Утром возвращается Борис. Жмурится, как сытый кот: “Командир, я доволен. Почаще бы такие задания”.
- Отказ написала?
- А то! Обижаешь, командир!..
...Через две недели дамочка заявилась снова.
- Где трусы? Давай своего участкового в засаду! Как не дашь? Щас заявление напишу!
Пришлось направлять Бориса. Ему-то в охотку. Но мне уже эта ботва с “красными в крапинку” поднадоела. Потому что аппетиты у дамочки растут, и скоро она потребует, чтобы “засада” в лице Бори находилась у неё перманентно.
А тут я получаю донесение от агента по кличке Мрачный. Он работал в порту - по валютным проституткам, контрабанде рыбопродуктов и ценностей.
- Подозрительный морячок крутится на территории порта! Не то он выходы ищет на сопредельные государства, не то пахнет сексуальными отклонениями.
Продумал я комбинацию по проникновению в жилище этого морячка под законным предлогом. В кабаке завязалась драка, а потом агент, типа, опознал его как участника. Мужичонка такой на вид нормальный, интеллигентный.
- Дрались? - спрашиваю.
- Нет!
- Все говорят “нет”. А шмотки-то, небось, в крови?
- Да смотрите! - отвечает он сгоряча.
Открываю я шкаф, а там... женские трусики, бюстгальтеры... Всё несвежее, в отдельных мешочках, на каждом - дата. Иногда с именем: “Маша, 17 лет”.
Фетишистом оказался морячок. “Заводило” его женское бельё. И надо же! Обнаружились в “коллекции” красные трусики в белую крапинку.
...Вскоре приходит ко мне дамочка с обычной просьбой: “Выпиши мне участкового “в засаду”.
- Извини, - говорю, - подруга. Обстоятельства изменились. Получи и распишись.
И кладу на стол её трусы в целлофановом пакете. Надо было видеть её лицо! Такое жгучее было на нём написано разочарование... Она молча забрала пакетик с трусиками - и больше я её много лет не видел.
О. Николаева
(Продолжение следует)