История эта произошла 16 декабря 1916 года. Шикарный автомобиль императора “Делонэ-Бельвиль” свёл вместе очень разных людей: революционного поэта Владимира Маяковского, Великого князя (брата императора Николая II) Дмитрия Павловича, начальника петроградской автошколы генерал-майора Петра Секретёва и придворного водителя Адольфа Кегресса.
А началось всё с того, что в разгар Первой мировой войны Маяковского призвали в армию.
Рвался на фронт
Маяковский был человеком смелым и решительным. Во всяком случае, так считали его современники. Мог, не раздумывая, броситься сломя голову под пули на баррикады. Но вот продемонстрировать личный героизм в окопах Первой мировой не спешил. Поначалу от фронта он сумел откосить. Однако, в 1915 году всё же загремел под призыв.
Но попал не на передовую, а в тыловую военно-автомобильную школу. Поговаривают, что протекцию тогда ещё начинающему поэту оказал не кто-нибудь, а сам... Максим Горький. Штаб автошколы располагался в самом центре города - в двух шагах от Царскосельского (ныне Витебского) вокзала. Командовал учебным заведением генерал-майор Пётр Иванович Секретёв. Необыкновенный генерал. Именно благодаря его неукротимой энергии, сильной воле и таланту как руководителя в России перед началом войны были наконец-то сформированы автомобильные войска.
Маяковский прослужил в тёпленьком местечке до самой февральской революции 1917 года.
Позже биографы пролетарского трибуна сумеют представить этот факт совершенно по-иному. Мол, одержимый патриотическими чувствами, он рвался на фронт защищать Отечество. Но из-за политической неблагонадёжности его не брали - послужной список-то тянулся ого-го какой...
В 1908 году, приехав в Москву, Маяковский вступил в РСДРП. Устроился пропагандистом. Трижды арестовывался. В конце концов его упрятали в Бутырскую тюрьму, где провёл 11 месяцев в одиночной камере №103. После освобождения ещё несколько лет состоял на учёте полиции. И лишь в 22 года ему, наконец, разрешили надеть солдатскую шинель. Как раз в то время, когда новобранцев стало катастрофически не хватать.
Сам Маяковский, вспоминая о том времени, скупо сообщает в автобиографии: “Забрили. Но идти на фронт не хочу. Притворился чертежником...”
Французский инженер
Будущий певец революции к тому времени уже сносно управлял автомобилем. Надо сказать, навык по тому времени эксклюзивный. Но, оказавшись в автороте, он сделал всё, чтобы не стать шофёром.
Маяковский обладал недюженной физической силой. Мог без труда и подкову разогнуть. Но надрываться на работе не любил. Не приветствовал он и грязного труда. И с ужасом думал, как бы не замарать руки...
Ремонтировать автомобили, крутить гайки на холоде ему тем более не улыбалось. Выход нашёлся сам собой. Маяковский вспомнил о том, что когда-то учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества - единственном месте, куда его приняли без свидетельства о благонадёжности. И предложил свои услуги Адольфу Кегрессу - французскому инженеру, служившему в том же подразделении в звании прапорщика. Так Маяковский стал чертёжником автороты.
...Кегресс - не совсем обычный прапорщик. Помимо того, что он проявил себя талантливым изобретателем, он был ещё и личным водителем последнего российского императора.
В поле зрения Николая II французский инженер, механик и конструктор попал случайно.
А дело было так. В начале XX века Кегресс приехал в Россию. Устроился техником в моторном отделе завода фирмы “Лесснер”. В 1906 году князь Орлов пожаловал на “Лесснер”, чтобы закупить два новых автомобиля системы “Даймлер-Луцкой” для императорского гаража. И ему очень понравился этот 28-летний толковый специалист из Франции. Орлов тут же пригласил его на пост технического директора императорского гаража в Царском Селе под Санкт-Петербургом. Кегрессу определили огромное по тем временам годовое жалование - 4200 рублей. Так, с легкой руки князя Орлова француз стал заведовать технической частью императорского гаража.
50 копеек за строку
Считая себя ответственным за езду государя на автомобилях, князь Орлов первое время лично управлял мотором Его Величества. Однако количество машин росло, и один человек уже не мог управиться с поездками всех членов императорской семьи. В конце концов, возить Николая II было доверено Кегрессу. Так, с подачи того же князя Орлова, Кегресс стал ещё и личным шофёром царя. Правда, в течение первого месяца Орлов из предосторожности ездил рядом с французом.
Генерал-майор свиты Его Величества Владимир Воейков, почетный член Царскосельского автомобильно-спортивного общества, в своих мемуарах писал: “Машиной Государя управлял Кегресс, ездивший с необыкновенной скоростью. На мои замечания относительно такой быстрой езды Кегресс всегда возражал, что Государь это любит”.
Самые мощные автомобили тех лет на хорошей дороге развивали 120-130 км/час. По свидетельствам того же Воейкова, Кегресс великолепно “правил” машиной при дальних поездках, поддерживая среднюю скорость от 60 до 70 верст в час (65-75 км/час).
Помимо всего прочего, инженер Кегресс постоянно что-то конструировал. В период Первой мировой войны он увлёкся проектированием гусеничных машин. Кстати, через несколько лет на “Роллс-Ройс” Ленина поставили гусеничный ход именно системы Кегресса. Чертежи на который в 1916 году изготовлял Маяковский. Хотя едва ли вождь мирового пролетариата об этом знал...
...Служба чертёжника была не очень напряжённой. Оставалось время и на кабаки во время довольно частых увольнений (это в разгар-то войны!) и на всякое другое творчество. В 1915 году Маяковский закончил поэму “Облако в штанах”. Его сослуживец, рядовой Осип Брик (супруг будущей подруги Маяковского Лилии Брик) всячески поддерживал молодого автора. Ещё бы. Ведь познакомились они ещё задолго до призыва в армию. А проблема была вот в чём. Солдатам печататься не разрешали. Но гениальный выход нашёл именно Осип Брик. Он выкупил поэмы “Флейта-позвоночник” и “Облако в штанах” по 50 копеек за строку и опубликовал их.
Унтер-офицер Виктор Шкловский - ещё один сослуживец Маяковского. Несмотря на некоторую разницу в воинских званиях, у троицы были весьма дружеские отношения.
Посадил на иглу
В отведённом им кабинете автошколы приятели опробовали новую выдумку Шкловского, облегчавшую брошюрование бумаг. Сшивать их сапожной иглой показалось изобретательному унтер-офицеру делом исключительно унылым.
А Маяковский каждый раз при этом нервничал. Вот так, сшивая бумаги, его отец однажды уколол палец. Не придал этому значения и... умер от заражения крови. Это случилось в июле 1906 года. С тех пор у Володи остался невроз. Он терпеть не мог булавок и заколок. Постоянно мыл руки и всегда держал при себе пузырёк с настойкой йода.
Идея Шкловского отменила иглу. Под его руководством Осип Брик укладывал на край стола пачку документов, которые предстояло сшивать в папку. Сверху вдоль кромки листов Шкловский накладывал дощечку шириной в ладонь и при помощи струбцин плотно прижимал их к столу. В дощечке через равные промежутки были проделаны отверстия. Осип придерживал конструкцию, а Виктор по месту отверстий коловоротом сверлил стопку бумаг насквозь. Дальше оставалось лишь продёрнуть шпагат в полученные дырочки. А затем связать. И поместить сшитые кирпичи документов в плотные картонные папки, загодя красиво надписанные Маяковским.
Маяковский в эксперименте не участвовал. Он переводил в чертёж очередной кегрессов эскиз. Разбирал его с трудом. И делал вид, что глубоко погружён в работу. А потому ничего вокруг не слышал и не замечал. Однако приятели любовались его пламенеющими ушами и неестественно напряжённой спиной и продолжали неторопливую полемику, адресованную Маяковскому.
- Сверло продержится ещё пару папок, никуда не денется, - не меняя тона, сообщил Шкловский, продолжая крутить коловорот. - А потом... придётся подсесть на иглу.
Привал комедиантов
...Адольф Кегресс только что закончил отладку нового императорского автомобиля. Шкловский, как и было приказано, тоже в этом поучаствовал. Вездесущий приятель и сослуживец Миша Оцуп сделал фотографию перед входом в автошколу - француз в неизменной кожаной куртке и старший унтер-офицер в шинели. Оба в больших шофёрских очках, стоящие перед лимузином “Делонэ-Бельвиль-45”.
- Делонэ... Бельвиль, - шевеля губами, фотограф аккуратно записал красивое название в карманный блокнотик. Поскольку точность любил во всём. А в автомобилях понимал не ахти.
Когда работу закончили, Великий князь Дмитрий Павлович приехал опробовать мотор. Отправляясь с Кегрессом в лимузине, он велел Шкловскому взять с собой ещё двоих солдат, чтобы дать автомобилю хорошую нагрузку. Само собой, Виктор позвал Осипа и Володю.
Маяковский, набравшись смелости и памятуя о том, как Дмитрий Павлович хвалил его в “Привале комедиантов”, нахально просил позволить ему сидеть рядом с императорским шофёром. Усмехнувшись, Великий князь не стал возражать.
Оливково-зелёный, сияющий лаком бортов и надраенной латунью “Делонэ-Бельвиль” зарокотал восьмилитровым двигателем и в мгновение ока домчал пассажиров от Царскосельского вокзала к бескрайнему Марсову полю.
Здесь солдатам приказали выйти. Они долго топтались на заснеженном плацу, шмыгая носами. И с сожалением поглядывали в сторону дома №7. Именно там в подвальном помещении размещался “Привал комедиантов” - питейное заведение с литературным уклоном, в которое так любил наведываться Маяковский с друзьями.
Сквозь стучащие от холода зубы бойцы костерили Великого князя, Кегресса, а заодно и всю российскую монархию.
А те, забыв о времени, поочерёдно садились за руль. Разгонялись, тормозили, выписывали восьмёрки и змейки. Пробовали вывести мотор из заноса, не снижая скорости...
Просьба солдата
Дмитрий Павлович рулил блестяще. Правда, один трюк из показанных французом так ему и не удался. Надо было разогнаться задним ходом, вывернуть руль и, дождавшись, пока лимузин развернётся и опишет полукруг на скользких покрышках, резко вдавить акселератор. И рвануть в прежнем направлении, но уже вперёд.
Хитрый Кегресс вид имел невозмутимый. Хотя наверняка скрыл от Дмитрия Павловича какой-то секрет. И Великий князь поклялся, что всё равно научится этому необычному развороту. И тогда-то утрёт нос шофёру своего кузена.
Наконец, он кликнул солдат. Продрогшие на декабрьском ветру, они забрались обратно в лимузин. И ещё какое-то время болтались на кожаных подушках сидений, пока Кегресс и Дмитрий Павлович гоняли автомобиль по плацу.
- Ваше императорское высочество, - неожиданно заговорил Маяковский, когда болтанка закончилась и автомобиль, наконец, остановился. - Позвольте мне попробовать...
Просьба солдата - пустить его за руль императорского лимузина звучала так несуразно и глупо, что Великий князь взглянул на француза. Правильно ли он понял?
Пушистые усы Кегресса встали дыбом. И на сносном русском языке он произнёс речь.
Вернее, сначала шофёр императора осведомился у Маяковского, умеет ли тот вообще рулить мотором. Получив утвердительный ответ, он лишь презрительно расхохотался. Тогда Володя хвастливо прибавил, что знающие люди называли его прирождённым шофёром. Хорошо хоть хватило ума не называть знающих людей по имени...
Пусти дурака за руль...
Свою речь Адольф Кегресс посвятил главным, по Гоголю, русским проблемам - дорогам и дуракам. Отвратительным российским просёлкам, по которым так трудно ездить. И самонадеянным дуракам. Уверенным, что им по силам огромный “Делонэ-Бельвиль”, шесть цилиндров которого выдают невероятные восемьдесят лошадиных сил. Поистине царский лимузин, способный за час пролететь сотню вёрст!
 |
|
Великий князь обожал стильные машины. На снимке - бельгийский “Металлуржик” 15/30 CV модели 1912 года
|
- Пусти дурака за руль, - Кегресс распалялся всё больше и больше, - и он обязательно вытворит что-нибудь такое, что нормальному человеку даже и в голову не придёт! Вот если бы дураки перестали дурить, а занялись строительством дорог, тогда, быть может, одной серьёзной проблемой в России стало бы меньше...
С каждым словом француза Маяковский мрачнел всё больше. Он уже и сам был не рад, что сунулся с действительно дурацкой просьбой. Тем более, сослуживцы, перед которыми он по-мальчишески рассчитывал пофорсить, слышали отповедь Кегресса. А тот называл его дураком через слово.
Неожиданно на помощь пришёл Великий князь. Дмитрий Павлович почёл необходимым вступиться. Не за Маяковского, конечно. За Россию. Он осадил разошедшегося француза. Заметил, что толку от дураков в строительстве или в других делах немного. На то они и дураки. И велел ехать назад, к автошколе. В моторе, остановленном посреди плаца, и околеть недолго.
У Царскосельского вокзала Дмитрий Павлович пересел в свой лимузин и умчался куда-то по своим делам. Знал бы только Маяковский, куда так спешил Великий князь...
А солдаты, тем временем, вернулись в школьный кабинет, отогрелись горячим чаем и занялись прерванными делами.
“Делонэ-Бельвиль” оставили во дворе.
Задушить обоих
Но инцидент не забылся. Брик и Шкловский принялись изводить Володю шутками про дурака - намеренно не произнося самого слова.
 |
|
Прапорщик Адольф Кегресс за рулём лимузина “Делонэ-Бельвиль”. Рядом с ним - Великий князь Дмитрий Павлович. Петроград, 1916 год
|
Приятели знали, что Маяковский не выносил насмешек и очень не любил, когда его подавляли эрудицией. Поэтому Осип с Виктором старательно выдерживали глумливый стиль беседы и старательно расцвечивали речь специальными терминами.
Осип увлёкся настолько, что запретное слово “дурак” всё же прозвучало. Казалось, Маяковский только этого и ждал. Бросив карандаш и линейку, он огромным прыжком оказался рядом с шутниками и сгрёб их в охапку. Тщедушный Осип и субтильный Виктор, которых безудержный смех душил сильней Маяковского, едва сопротивлялись. Стоило одному из них немного освободиться - и он выдавливал из себя реплику, которая вызывала у обоих новый приступ хохота. А у Володи - новую вспышку ярости.
Маяковский, действительно, готов был растерзать или задушить обоих, но его остановило появление Кегресса.
- Хватит дурака вальять, - с акцентом добродушно произнёс француз.
Володя взвыл от бессильного бешенства, но руки его разжались, и помятые шутники, всхлипывая, сползли на пол. А Кегресс продолжил:
- У нас говорьят: старый дурак больше глюпый, чем молодой...
...Никто не обратил внимания, как Маяковский вышел из чертёжной. Через некоторое время с улицы донёсся рокот запускаемого автомобильного мотора. Потом звучно лязгнула неумело воткнутой первой скоростью коробка передач. И машина отъехала.
Через минуту в дверях чертёжной нарисовался взволнованный дневальный.
- Господин прапорщик! - обратился он к Кегрессу. - Маяковский уехал на моторе!
Угнал мотор императора!
Брик от неожиданности выронил из рук тубус. Который звучно ударился об пол.
 |
|
Водители санитарной колонны имени наследника цесаревича. В 1916 году они проходили спецподготовку в автошколе генерала Секретёва
|
Усы Кегресса резко дёрнулись вверх. Глаза заблестели. На скулах заиграли желваки.
- Не мо-у-жет быть!!! - наконец пришёл в себя Кегресс. - Маяковский угнал мотор императора?!
- Так точно! - щёлкнул каблуком дневальный.
В следующее мгновение француз бросился к двери. Следом за ним - унтер-офицер Шкловский. Осип Брик с онемевшим лицом так и остался стоять с дыроколом в руках.
...Кто-то из бойцов видел, как машина на полном ходу перелетела Семёновский плац и скрылась возле Царскосельского вокзала.
Кегресс секунду-другую раздумывал. Доложить или не докладывать о происшествии начальнику школы генералу Секретёву? И звонить ли Великому князю? Наконец принял решение. Резким движением распахнул ворота и вывел из гаража “Воксхолл”. Рядом с французом на сиденье вскочил Шкловский. В погоню! Догнать! Вернуть царскую машину! И образумить этого психа Маяковского!
Но не успел “Воксхолл” отъехать и десятка метров, как с противоположной стороны Семёновского плаца показался “Делонэ-Бельвиль”. За рулём гордо восседал Маяковский. Он заложил крутой вираж и эффектно остановился у казармы автошколы.
- Я не только с ветерком покатался, - гордо заявил Маяковский ошеломлённому Кегрессу. - Я угнал мотор императора!
Семь суток ареста
Начальник автошколы генерал Секретёв узнал о выходке ратника 2-го разряда Маяковского лишь спустя неделю. Так как находился в командировке на прифронтовой полосе. И тут же приказал “арестовать негодника на семь суток”.
 |
|
“Делонэ-Бельвиль” с кузовом ландоле. За рулём – цесаревич Алексей. Снимок сделан 23 августа 1916 года, когда Николай II прибыл в Ставку в Могилев и принял на себя верховное командование войсками
|
Но Кегресс, к тому времени совсем уже поостывший после случая с угоном “Делонэ-Бельвиля”, срочно готовил новый проект военной гусеничной машины. И ему позарез нужен был чертёжник. Сроки поджимали. А тут ещё на носу - Новый год, Рождество... В общем, Кегресс хотел было связаться с Дмитрием Павловичем, чтобы отменить арест чертёжника. Но выяснилось, что Великий князь сам находится под арестом... Домашним. По личному распоряжению императрицы. И якобы связано это с убийством Распутина. Для Кегресса, преданного исключительно русскому царю и автомобилизму, это было чересчур. И он решил всё уладить сам. Без Великого князя и императора.
И уладил. Маяковскому вместо ареста предоставили... краткосрочный отпуск. Несмотря на свирепый нрав Секретёва, писаря и чертёжники в автошколе пользовались значительными привилегиями. Ну, а если протекцию составлял такой уважаемый человек, как Кегресс...
4 января 1917 года Маяковский убыл в Москву. Вернулся в часть только 25 января. И его ждал сюрприз. Оказалось, что “высочайшим повелением” он к тому же награждён серебряной медалью “За усердие” на Станиславской ленте. За службу... чертёжником.
...Вспыхнула буржуазная революция. Самодержавие пало. Маяковского избрали председателем Комитета солдатских депутатов. А начальника автошколы генерала Секретёва арестовали. Акцией руководил лично Маяковский.
Алексей Радаков, известный карикатурист, художник и поэт, служивший вместе с Маяковским в той самой автошколе, вспоминал:
“...мы решили, что раз министров свезли в Думу, надо, значит, и этого господина туда отправить... Ну, посадили генерала в его прекрасный автомобиль. Он стал так заикаться, что ничего сказать не мог. Человек пять было солдат, Маяковский и я. Генерала этого мы в карцер сдали”.
Трубецкой бастион
Революционер и будущий “красный профессор” Василий Десницкий, живший в то время у Горького, вспоминал: “В мартовские дни Маяковский неоднократно заходил к нам, заглядывал просто так, не по делу. Был очень оживлен. С увлечением говорил об аресте генерала Секретёва, начальника той школы, в которой служил. Рассказывал о своем активном участии в этом веселом деле...”
Инженер Бажанов, бывший в 1917 году заместителем Секретёва, стал очевидцем тех событий. Вот как описывают их современники:
“Бажанов шёл к Секретёву. А внизу, у двери, стоял солдат с винтовкой.
- Ты чего тут стоишь? - спросил Бажанов.
- Да вот жду, как генерал выйдет. Я застрелю его.
- Ну жди, жди...
А сам пошел наверх, предупредил Секретёва, чтоб не выходил, не подходил к окнам, сам сел в машину и помчался к Маяковскому, о котором знал только, что тот - председатель Комитета солдатских депутатов. Услышав о назревавшем самосуде, Маяковский поспешно сел в машину Бажанова. Подъехали с чёрного хода, взяли Секретёва и отвезли в Думу. Там его посадили под замок.
Чуть позже по распоряжению большевика и будущего красного маршала Клемента Ворошилова генерала Секретёва засадили на долгие месяцы в казематы Трубецкого бастиона Петропавловской крепости”.
Маяковский о тех бурных событиях вспоминает легко и свободно: “...пошёл с автомобилями к Думе. Влез в кабинет Родзянки... Принял на несколько дней командование автошколой”.
“Хлебная” должность
Маяковский нисколько не лукавит. Действительно, сразу после ареста генерала Секретёва он в чине ратника 2-го ранга принимает командование автошколой. Должность - престижная. И “хлебная”. За неё в течение нескольких лет боролись другие высокопоставленные чины царской армии, пытаясь подсидеть многоопытного Секретёва.
Уже 28 февраля 1917 года Маяковскому вместе с вольноопределяющимся Таировым была определена очень непростая миссия. Председатель военной комиссии Государственной думы полковник Генштаба Борис Энгельгардт доверил им “произвести выборы представителей в автошколе и организовать ремонт машин”. Но это совсем не то, к чему рвётся душа поэта.
О том, как Владимир Владимирович выполнил поручение новой демократической власти, точных сведений нет. Но хорошо известно, что он энергично хлопочет об увольнении. Наконец, к 1 августа 1917 года медкомиссия признаёт его негодным к военной службе.
Как-то в конце 1917 года в одном из петроградских кабаков поэт основательно проигрался в карты. В пух и прах. И продал свою награду - серебряную медаль “За усердие”. Спустя многие десятилетия эта медаль была найдена и сейчас украшает коллекцию музея Маяковского в Москве.
Убежать от большевиков
Как сложилась судьба участников той истории с императорским “Делонэ-Бельвилем”?
Великий князь Дмитрий Павлович буквально через несколько часов после той памятной поездки с Маяковским пустил под лёд Невы Гришку Распутина. Это случилось в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года. Князя арестовали. Но вскоре он был освобождён. Воевал в Персии. После октябрьской революции эмигрировал за океан. В Штатах женился на американке и торговал шампанским. Умер в 1942 году в Швейцарии.
...Кегресс не стал дожидаться, как с ним поступят большевики. А сразу же после отречения от престола Николая II вывел по-тихому из его гаража один из “Делонэ-Бельвилей” и спокойненько укатил на нём в Финляндию. Вместе с женой и тремя детьми. Дорогущий по тем временам автомобиль он выгодно продал в соседней Швеции. Там лимузин переоборудовали в автобус, приписали в отелю и до 1935 года он катал туристов по Стокгольму.
В 20-е годы Кегресс активно сотрудничал с компанией “Ситроен”. В одном из интервью изобретатель рассказал, что был лично знаком с пролетарским поэтом Маяковским. И даже поведал историю с угоном императорского “Делонэ”. Умер Кегресс во Франции в 1943 году.
...Генералу Секретёву 31 октября 1917 года в обстановке революционного хаоса удалось-таки убежать из-под стражи. Эмигрировал во Францию. Создал там русскую автомеханическую школу, работал преподавателем. Устроился инспектором на автозаводе “Панар-Левассор”. Умер от грудной жабы в 1935 году. Похоронен в Париже на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа.
Шесть пуль в “Делонэ”
Оливковый “Делонэ-Бельвиль”, на который однажды посягнул Маяковский, сразу после свержения самодержавия закрепили за министром Керенским. После октябрьских событий лимузин перешёл на обслуживание большевистского правительства - возил В. И. Ленина. Именно эту машину 1 января 1918 года террористы во главе с бывшим подпоручиком Ушаковым обстреляли на Фонтанке - Ильич вместе со швейцарским революционером Фрицем Платтеном спешил в Михайловский манеж на важную встречу. Из кузова “Делонэ” тогда извлекли шесть пуль. А на пробитую руку иностранца наложили гипс.
Что до Маяковского, то в армии он больше никогда не служил. Впрочем, и за руль не садился...
Ю. ГРОЗМАНИ