Наша сегодняшняя “прогулка” - по родовому замкуМарион Дёнхоф.

Голубая кровь

Марион Хедда Илзе фон Дёнхоф - личность воистину легендарная. Может, она и не входит в число “женщин, изменивших мир”, но того, что она сделала за 92 года жизни, вполне хватило бы на несколько замечательных биографий. “Красная графиня”, в жилах которой текла самая “голубая” аристократическая кровь - она была близко знакома с организаторами покушения на Гитлера в 1944 году, пережила и последствия этого покушения, и крах Третьего рейха, бежала из Восточной Пруссии... прошла путь от корреспондента еженедельника “Цайт” до его главного редактора, превратившись из “унесённой ветром” и потерявшей всё своё имущество беженки - в “гранд-даму политической журналистики ФРГ”... Ни разу за всю свою жизнь не изменив ни убеждениям, ни принципам.

Камень Фридриха

Марион Дёнхоф родилась в декабре 1909 года в поместье Фридрих­штайн (ныне посёлок Каменка Гурьевского района). Поместье это известно с конца XVI века. Некий граф Бар купил здесь землю, выстроил господский дом, амбар и кирпичное зернохранилище. Но Бар вскоре разорился - и поместье отошло Фридриху фон Вальдбургу. Новый владелец был богат. Кроме Бартэна (так называлось имение), ему принадлежало 120 га земли и четыре окрестные деревни. При нём поместье и стали величать “Фридрихштайн”, т.е. “камень Фридриха”, ибо фон Вальдбург выстроил настоящий замок.

В XVII веке в Восточной Пруссии поселились мужчины из графского рода Дёнхоф. Один из них купил поместье у наследника Вальдбурга и сделал его “родовым гнездом”. Мужчины в роду Дёнхоф отличались крепким здоровьем, недюжинной силой и - редкостной некрасивостью. Богатство и знатность позволяли жениться на красавицах, но иногда красавиц, не уступавших знатностью и “рафинированностью крови” в подходящих семействах не оказывалось. Приходилось жениться не по влечению плоти, а по закону “родовой чести”. Так что из поколения в поколение фон Дёнхоф становились всё некрасивее, что, впрочем, их абсолютно не смущало.

После фон Вальдбурга поместьем стал владеть фон Дёнхоф, передав затем землю своим наследникам.

Месть соседей

В начале XVIII века замок Фридрихштайн был почти уничтожен в результате сильного пожара. Поговаривали, что во всём виноваты “огненные духи”, в которых верило тогда население Восточной Пруссии. Но, скорее всего, причина крылась в другом: гордые представители рода фон Дёнхоф, имевшего многовековую историю, держали себя с соседями очень надменно. У кого-то из обиженных могло возникнуть искушение “подпустить зазнайкам красного петуха”.

...Отстраивал замок архитектор Ян де Борт. Он был очень талантлив - и замок, выдержанный в духе французского позднего классицизма, оказался настоящим шедевром. Возрождённый Фридрихштайн стоял на возвышении - величественный, но лёгкий, воздушный, как бы невесомый. А дома для путешественников, гостиницы, жильё для работников, хозяйственные помещения - всё это располагалось подчёркнуто на “нижнем уровне”. Так архитектор воплотил идею сословной иерархии, столь любезную сердцу заказчика.

Замок окружали обширные лиственные леса и графские поля, в окрестностях были разбиты французский и природный ландшафтный парки, с искусственными водопадами, гротами и т.д., и т.п. Перед фасадом Фридрихштайна красовались экзотические декоративные деревья - в огромных дубовых бочках, стянутых массивными металлическими обручами.

Родня кайзера

В 1750 году в замке появилась мансарда, отделанная в стиле рококо - ещё один архитектурный шедевр, удачно вписавшийся в “ансамбль” замка.

В 1863 году во владениях очередного графа Дёнхоф появилось электричество.

Но, несмотря на технический прогресс, в имении, казалось, по-прежнему сохранялся средневековый феодализм. Крестьяне, работавшие на графа, были людьми свободными, но ощущали себя “графской собственностью”. И очень этим гордились, ибо графский род был НАСТОЯЩИМ, и время от времени давал Восточной Пруссии героев (в честь одного из Дёнхоф был назван форт №XI оборонительного кольца вокруг Кёнигсберга).

Отец Марион, граф Август Дёнхоф, родственник монарха кайзера Вильгельма II, был известным дипломатом, мать, урождённая фон Лепель, состояла придворной дамой при последней германской императрице Августе Виктории.

Марион была четвёртым ребёнком в семье и с детства отличалась редким умом и силой характера.

Она обожала Фридрихштайн. Особенно те из 116 комнат, в которых детям разрешалось играть. Любила она, впрочем, и “ионический зал” с колоннами, где проходили приёмы, и упомянутую выше мансарду в стиле рококо... Но особенно - лес, парки, поля. В окрестностях замка она носилась на коне, за что в семье её прозвали Артемидой. Впрочем, в седле она держалась по-мужски. И вообще не признавала никаких девичьих ухищрений - кроме, разве что красивой одежды и обуви.

Среди мужчин

Воспитывали Марион довольно-таки бессистемно. Родители прочили ей обычное будущее девушки из высшего общества, т.е. блестящую партию. Благо, знатности и богатства роду Дёнхоф и в XX веке хватало - Марион в детстве частенько запросто общалась с кайзером Вильгельмом, а среди гостей замка Фридрих­штайн бывали самые именитые аристократы, военные, дипломаты, деятели искусств, учёные...

Но, повторяем, Марион “девичьи глупости” интересовали мало. Её привлекали верховая езда, охота, спорт, автомобили... Родители определили её в Берлинский пансион для девочек, где барышням из знатных семейств прививали хорошие манеры, готовя к “образцовому замужеству”. Она провела в пансионе неделю - и взбунтовалась. В виде исключения ей разрешено было поступить в Потстдам­скую мужскую гимназию, где она была единственной девочкой. И знала математику лучше всех.

Получив аттестат, Марион Дёнхоф уехала в Швейцарию, затем отправилась в США, после чего - в Африку, к брату, жившему неподалеку от Найроби. Вместе с братом охотилась на диких животных и вообще не боялась ни бога, ни чёрта.

Большие гонки

В 1931 году Марион вернулась в Германию, изучала экономику в университете во Франкфурте-на-Майне. За свои левые политиче­ские взгляды (она активно участвовала в распространении коммунистических листовок) именно там Марион Дёнхоф и получила прозвище “красная графиня”.

В 1933 году, после прихода к власти нацистов, Марион уехала в Базель, где начала писать диссертацию по истории хозяйствования в поместье Дёнхоф. Из-за чего ей и пришлось вернуться в Фридрихштайн. В 1937 году она включилась в управление родовым поместьем.

Впоследствии она говорила о том, что этот период жизни был для неё самым тяжёлым. Она презирала “коричневых”, гордилась тем, что ни один из фашистских бонз НИ РАЗУ не переступил порога её родового замка - но была вынуждена соблюдать осторожность.

“Даже близким людям я не могла открыть свои настоящие мысли”, - вспоминала Дёнхоф уже в старости. Вместо откровенности была... скорость. Дёнхоф гоняла на автомобиле со страшным свистом, брала верхом на лошади высоченные барьеры, стреляла в парке из охотничьего ружья по тарелкам, которые - специальным устройством - подбрасывал в воздух старый слуга...

Убить Гитлера

Чем больше она думала о том, что происходит в стране, тем ясней становилось: Гитлер влечёт Германию в пропасть. В 1944 году Марион Дёнхоф оказалась в кругу заговорщиков, готовивших покушение на Гитлера.

По её собственным словам, подробные планы операции ей не были известны. Хотя она дружила с графом фон Штауффенбергом, пытавшимся убить Гитлера. Полковник Штауффенберг приезжал к ней в поместье, останавливался в замке Фридрихштайн.

Несколько раз Марион ездила в качестве курьера в Швейцарию. А основной её задачей было поддерживать связь между Берлином и Восточной Пруссией. Периодиче­ски она наведывалась в столицу, встречалась с нужными людьми и передавала информацию.

20 июля 1944 года было совершено покушение на Гитлера. Неудачное. “О мои новые брюки! Я их только что надел!” - воскликнул фюрер, опрокинутый ударной волной от разорвавшейся рядом с ним бомбы.

В течение нескольких следующих недель было казнено около 2.000 заговорщиков, в том числе двоюродный брат Марион - граф фон Лендорфф.

Спасти Канта

Ей повезло: прямых улик против неё не было, друзья её имени не называли. Марион Дёнхоф допросили в гестапо, но отпустили. Зная о связях графини в Швейцарии и США, нацисты решили, что её арест - при данных обстоятельствах - принесёт больше вреда, чем пользы (в конце войны они уже задумывались о перспективах).

В августе 1944‑го, опасаясь бомбёжек, Дёнхоф договорилась с магистратом Кёниг­сберга и перевезла в имение памятник Иммануилу Канту работы Рауха (в 90-х годах Дёнхоф пришлёт калининградскому поэту Рудольфу Жакмьену схему имения, на которой в парковой зоне между двумя дренажными канавами было указано место, где на временном бетонном постаменте стоял этот памятник). Вроде бы потом этот памятник был закопан, но это едва ли.

В конце 1944-го в Германии гестапо свирепствовало со страшной силой: аресту подлежал каждый, кто “усомнился в победе”. А имение отпущенной, но “неблагонадёжной” Дёнхоф наверняка было нашпиговано гестаповскими осведомителями. Так что “прятать имущество” нужно было с чрезвычайной осторожностью - а бронзовый памятник просто так с глаз не скроешь.

В январе 1945-го, когда Красная армия уже подходила к Кёнигсбергу, графиня Дёнхоф оседлала своего любимого коня Алариха и покинула вотчину. Она была “красной”, но умной. И справедливо рассудила, что вникать в специфику её политических взглядов и жизненной позиции разгорячённые штурмом красноармейцы будут едва ли.

“Die Zeit”

С собой она не взяла практически ничего. Преодолев верхом на лошади более 1.000 километров, она добралась до имения графа фон Меттерниха в Вестфалии. Там началась её новая жизнь. Она стала журналистом, затем - редактором и соиздателем самой популярной в Западной Германии газеты “Die Zeit”. Единственной немецкой газеты, получившей мировое признание!

Кстати, Марион Дёнхоф по-прежнему оставалась “красной”: так, она ратовала за сближение с “восточными” немцами, за контакты с Советским Союзом и вообще требовала “сделать капитализм цивилизованным”.

По Восточной Пруссии она тосковала всю оставшуюся жизнь. “Она была примером тех прусских добродетелей, которых требовала от других: прилежания, пунктуальности, самодисциплины, неподкупности”, - вспоминают её коллеги. Но никогда она не задумывалась о возможности вернуть семейные владения. И в их утрате винила не русских, а Гитлера. Говоря о том, что его преступления против собственного народа столь же чудовищны, сколь и преступления против всего остального человечества.

“Когда я думаю о лесах и озёрах Восточной Пруссии, то уверена, что они по-прежнему столь же несравненно прекрасны, как и тогда, когда они были моей родиной, - писала Дёнхоф. - Возможно, это и есть высшая форма любви: любить то, чем ты уже не владеешь”.

“Дача Геринга”

Любить то, чего уже нет. Замок Фридрихштайн разделил судьбу сотен других архитектурных шедевров на территории Восточной Пруссии. Ещё в начале 50-х он был почти целым: не хватало лишь части крыши, оконных и дверных коробок. (Понятно, что всё имущество Дёнхоф “разошлось” в качестве военных трофеев по офицерам высшего командного эшелона. Ну, а “мелочь” растащили те, кто попроще.) Но... откуда-то пошёл слух, что Фридрихштайн - это “дача Геринга”.

Вероятно, неправильно была переведена надпись “Herrenhaus Friedrichstein”, т.е. “Господский дом Фридрихштайн” (“Herren” перевели как “Геринг”). И вот именно в “фашистском логове” курсанты Калининградского высшего инженерного училища практиковались в подрывных работах.

Авенир Овсянов, ныне известный краевед и полковник инженерных войск в отставке, вспоминает, как их, курсантов, в 1957 году подвели к пустующему величественному трёх­этажному зданию с множеством комнат, залов и коридоров...

Голова Венеры

Центральное здание они разрушили, заложив взрывчатку. Затем офицер, проводивший занятия по подрывному делу, отдал приказ взрывать “фашистских Венер и оленей”.

Выяснилось, что 200-граммовый заряд взрывчатки вреда мраморной статуе не причиняет. А вот 400-граммовый - голову “фашистской Венере” сносит напрочь.

Зато на голову бронзового оленя, прикреплённого на болтах у центрального портика, пришлось израсходовать около 3 кг тротила. Крепким оказался олень...

Потом руины здания разбирались на кирпич - его использовали для строительства жилья, предназначенного военным.

В итоге в 1974 году, когда в Каменку приехали специалисты Калининградской геолого-археологиче­ской экспедиции, от усадьбы уже фактически ничего не осталось. Лишь обломки фундамента, заросшего травой и кустарником.

Сыграл в ящик

Марион Дёнхоф попала на свою родину в 1989 году. Свои впечатления от посещения “родового гнезда” она изложила в очерке, опубликованном в газете “Цайт”:

“Спускаемся вниз по ложбине к Фридрихштайну. Взгляд падает на спящее, как всегда, прекрасное озеро, особенно сейчас, когда обступающие его деревья тронуты осенним глянцем. Но то, что видно потом, а скорее не видно - уму непостижимо: огромный дворец словно провалился под землю. От него ничего не осталось, ни единой кучи обломков... Исчезли и старая мельница, и большая конюшня. Всё заросло кустарником, крапивой и молодыми деревьями. Из других зданий имения ещё сохранились кучерская, пивоварня и дом птичницы. Высоко над домом висел колокол, которым раньше камергер извещал об обеде. Этот колокол, как и канат, с помощью которого он звонил, исчезли. Но деревянный кожух, защищавший колокол, невредим и висит там - наверху. О, Боже, какой абсурд! Огромный каменный дворец исчез бесследно, но остался бесполезный деревянный ящик...”

Но, несмотря на горькое разочарование, Дёнхоф приехала в Калининград ещё раз. Дело в том, что памятник Канту, взятый ею на “сохранение” в сорок четвёртом, найти так и не удалось. Скорей всего, ему, как и “фашистским Венерам” отшибли голову курсанты-подрывники.

Тогда графиня объявила в Германии сбор средств на изготовление памятника-“дубля”. Отлитый в Берлине скульптором Г. Хааке по старой миниатюрной модели, он и был установлен в 1992 году перед уцелевшим немецким университетским корпусом - ныне БФУ им. Канта. Там, где и стоял до войны.

Любить, не владея

Марион Дёнхоф умерла в 2002 году. Незадолго до смерти она написала письмо А. Овсянову:

“Судьба экспонатов моего музея до сих пор неизвестна. Мой отец был известный коллекционер <...> В нашем музее Фридрихштайна хранились музыкальные инструменты, декоративное оружие, ковры. В Германию это не удалось вывезти. Судьба ценностей неизвестна. Может быть, они и до сего времени хранятся в тайнике нашего обширного имения”.

Сокровища рода фон Дёнхоф так до сих пор и не обнаружены. Точнее, неизвестна (но вполне предполагаема) их судьба. Которая, впрочем, лично её особенно не волновала. Свои многочисленные премии и гонорары за книги она исправно перечисляла в фонд Marion Donhoff Stistung, который до сих пор поддерживает проекты в области науки, образования, помощи подросткам и культурного обмена с государствами бывшего социалистического лагеря.

К столетию со дня рождения Марион Дёнхоф, 29 ноября 2009 года, в Германии была выпущена памятная монета достоинством 10 евро с надписью: “Любить, не владея”.

Если вдуматься, вполне наш девиз. Мы ведь тоже любим то, чем давно владеют другие... Но, как и у “красной графини”, любовь наша от этого сознания почему-то не становится меньше.

Ну а “прогулки” - продолжаются.

Д. Якшина